Черешенки. Бадри Горицавия

пресловутый угол – лучше уж всё остальное. Мурого наказывали изысканно – красными резиновыми скакалками его младшей сестры.

      Отец Немого сначала заподозрил, что у него что-то стащили. Но, не выпуская из своей руки ухо Димаря (Мурого звали Дима) он проверил все свои потайные углы, ящики с инструментами и убедился, что всё на месте. Бардак в сарае, оставленный нами после себя (хоть впопыхах и казалось, что мы всё делали аккуратно, пол всё же был весь усыпан углём), тоже остался бы незамеченным дядь Борей (так звали отца Немого) и им в вину нам не ставился бы. Но, как назло, мимо сарая проходила мать Мурого. Она возвращалась с работы и сквозь широко раскрытые двери увидела, что в чужом сарае её родного сына держит за ухо сосед (все были в Черешенках соседями друг другу, даже если жили на разных концах района). Увидела и сразу зашумела: «Это что такое!!!», ничуть не вкладывая в свои слова вопросительной интонации. Одно лишь слепое материнское негодование. И дяде Боре пришлось всё выложить, уже защищая самого себя. А так-то он хороший, Немого отец. Просто случайность погубила нашего Мурого.

      4-й образ. Астры Томсона

      И этому дождю также пришло время закончиться. Эх, как же он хлестал! Я подозвал маму к освобождённому от штор окну и, указав на стекло, произнёс восхищённым голосом, сдобренным ноткой детского удивления:

      – Смотри, какой дождь жирный! – мой палец змейкой заплясал по гладкой поверхности.

      – Почему жирный? – спросила она меня, глядя в окно.

      – А какой же?! – ещё больше удивился я.

      От самой каменной отмостки нашего барака до низенького деревянного забора весь палисадник мама засадила астрами. Она очень любила эти цветы. «Астра – королева сада», – много раз я слышал это от мамы. До того любя так она говорила, подолгу возившись с цветами: сажая, пересаживая, каждый вечер поливая их, выдёргивая сорную траву меж кустов, что они в моём воображении ненадолго обретали человеческую душу и представали во всём своём наречённом мамой величии.

      – Вон те – королевы, мам, – указывал я на высокие, мне по плечо, ярко-жёлтые, крупные соцветья, которые строгим, как по линеечке, рядком окаймляли с трёх сторон наш палисадник. – А эти пока ещё только принцессы, – широким жестом обеих рук обводил я центр цветника. Там росли астры, доходившие мне лишь до пояса, до колена и совсем лилипуты, еле возвышавшиеся над землёй, с меленькими цветками-бутончиками.

      – Ах, принц ты мой, выдумщик, – хохотала мама и брызгала в меня тёплой водой из лейки. Живые волны нашей общей искренней радости пробегали по разноцветным лепесткам почти физически ощутимыми колебаниями. Наверное, в такие моменты цветы тоже смеялись вместе с нами. Палитра расцветки цветков просто поражала. Жёлтые, красные, розовые, фиолетовые, синие и ещё десятки оттенков этих цветов и их сочетаний. Все астры были разных сортов и имели замысловатые названия. Мне почему-то запомнился сорт «Астра Томсона». Я всё допытывался у мамы, кто этот самый Томсон, где он живёт и почему астра именно его.