Идущие сквозь миры. Владимир Лещенко

на помощь участкового бесполезно, меня останавливало еще и то, что хозяева этого корабля вполне могли просто-напросто заткнуть мне рот, и не только кляпом.

      Да, единственное, что было очевидно, так это то, что я влип в очень крупную (и даже оч-чень крупную!) неприятность. Во всяком случае, в мою голову не пришла мысль потребовать немедленно вернуть меня домой, взывая к гуманизму общества светлого грядущего…

      Спустя несколько часов дверь распахнулась и появился моряк с подносом.

      Я порывался было что-то сказать, но он только зыркнул на меня, поставил еду на стол и так же быстро исчез за дверью, где маячил его шкафообразный коллега.

      Вновь я некоторое время созерцал захлопнувшуюся дверь.

      – Ну ладно, посмотрим, чем тут кормят пленников, – пробормотал я, пожав плечами.

      Паек пленников тут составляли несколько толстых ломтей вяленой свинины с дюжиной сухарей, оловянная фляга мутного пива и объемистая кружка, на дне которой плескался бурый напиток, отдающий сивухой.

      Это, наверное, и есть те самые ром и сухари, которые, если верить романам, составляли любимую еду моряков парусного флота.

      Есть не хотелось, но, опять же, вспомнилось вычитанное где-то, что в подобной ситуации надо поесть при первом удобном случае, поскольку неизвестно, когда представится второй.

      Морские сухари, о которых я столько читал, оказались твердыми, как камень. Свинина – довольно вкусная, но жесткая. Ром шибанул в горло, выдавив слезу, и я поспешил запить его пивом.

      Еще пару часов я просидел взаперти – хозяева судна больше ничем не напоминали о своем существовании. За стеклом иллюминатора опустилась темнота, и я наконец решил, что утро вечера мудренее.

      Сняв ботинки, я улегся на койку и задремал. Сквозь сон я как будто слышал скрип двери, но сил проснуться уже не было.

      Проснулся я по весьма прозаической причине – дал знать о себе наполненный мочевой пузырь. Да и другие физиологические надобности тоже беспокоили.

      Мои часы остановились, пока я спал, и сказать точно, сколько прошло времени, я не мог. Судя по моему чувству времени, уже должна была наступить ночь, но за иллюминатором едва начал розоветь закат.

      Я оглядел стены каюты, словно надеялся увидеть вход в туалет, потом постучал в дверь. Стучал и звал своих тюремщиков я минут десять с перерывами.

      С какой-то мстительной злобой я подумал, что в крайнем случае наделаю прямо на пол (хотя и понимал, что добром для меня это не кончится). Но тут догадался заглянуть под койку и обнаружил там массивный чугунный сосуд с тяжелой крышкой.

      Еще через некоторое время я вновь лег спать.

      Когда я открыл глаза, в каюте был серый сумрак. За иллюминатором матово клубился туман.

      Нас ощутимо покачивало, и было непонятно, стоим мы или идем.

      Лязгнул засов – я вскочил, ощутив запоздалый страх.

      В дверях появился один из вчерашних парней.

      – Пойдем, случайник, – бросил он.

      Морщась от вернувшейся боли в подвернутой