Похищение Европы. Иосиф Гольман

Агуреев.

      – Мне сколько лет, – уже откровенно ревела Лерка, размазывая по щекам тушь. – Могу сама решать? А если я не хочу на полтора месяца в тюрьму?

      – А в гроб – лучше?

      – Не будет никакого гроба! У вас похуже дела были, что я, не знаю, что ли? Вы меня никуда не прятали!

      – Ладно, Лер! Не впадай в истерику. Не хочешь – оставайся дома. Семен просто делает свое дело.

      – А может, Семену просто нравится вами командовать? – ужалила она напоследок. Мильштейн дернулся как от укола. «Как был психом, так и остался», – с горечью подумал Агуреев, а вслух сказал:

      – Все. Хватит. В отсутствие Сашки в красном кресле буду сидеть я. – Он ловко выпростал свое большое тело и из черного кресла пересел в кресло Болховитинова. – Базар закрыт. Если допустим демократию, нас всех перебьют. Пусть Семен делает свою работу.

      Мильштейн встал и уже собрался направиться к выходу, как Агуреев его снова остановил.

      – Есть еще один вопрос. Он ставится в третий раз, и, я думаю, его надо решить.

      – А я думаю – не надо, – быстро отреагировал Семен.

      – Не дерзи старшему, – улыбнулся Агуреев. – Все помнят, что Сашка всегда хотел ввести Мойшу в акционеры. Все помнят, чем «Четверка» обязана Семену. У нас троих было по тридцати одному проценту, у Лерки – семь. Я предлагаю отдать господину Мильштейну десять процентов от доли Князя, а остальное поровну распределить оставшимся.

      – Не возражаю, – сказал Равиль, только сейчас ощутивший степень нависшей над ними опасности. Разборки никогда не были его сильной стороной, и он был рад, что на это есть соответствующий человек. К тому же его доля все равно возрастала.

      – Мойше – не жалко, – вдруг весело сказала Валерия, подмигнув Мильштейну. – Он не всегда такой злющий. – Она уже отошла от нервной ситуации и, не смущаясь компании, с помощью маленького перламутрового зеркальца ловко подкрашивала себе слегка потекшие глаза.

      – Значит, решено, – подвел черту Агуреев.

      – Нет, – жестко ответил Мильштейн. – Этого не будет. Хоть увольняйте.

      – Но почему? – обиженно даже спросил Агуреев. – Это ведь Сашкина воля!

      – Потому что я хочу, чтобы хоть один человек был вне подозрений.

      – Ты что говоришь, Мойша! – побледнел Агуреев. – Ты нас, что ли, подозреваешь?

      – Я всех подозреваю, – ответил тот. – По вашему уговору, доля погибшего распределяется между оставшимися. Почему же мне вас не подозревать?

      – Совсем ты спятил, Мойша, – с сожалением сказал Агуреев. – Ладно, давай действуй. Покажи, на что способен. Закроем эту историю – вернемся к вопросу.

      Мильштейн молча кивнул и вышел, даже не попрощавшись с собравшимися.

      3. Один день до отхода теплохода «Океанская звезда»

      Международный аэропорт Шереметьево, Москва

      Ефим Аркадьевич Береславский был счастлив. Его детище, взращенное и выпестованное им с нуля – рекламное агентство «Беор», – осталось в полсотне километров отсюда и почти целый месяц будет вне пределов его досягаемости.