Похищение Европы. Иосиф Гольман

человека, ни за что бы не поверил, что после этого можно так выглядеть. Да что там выглядеть! Что после этого еще можно жить!

      Но Агуреев был живой. Живее всех живых, как сказал один небесталанный поэт.

      – Поправимся? – сказал он Никифорову вместо «здрасте» и достал из кармана маленькую бутылку.

      – «Blake Lable», – с тоской прочитал на этикетке Игорь. – Уберите ее, – выдохнул он. – Меня от одного вида тошнит!

      – А ты пей не глядя! – заржал Агуреев, сделав изрядный глоток из горлышка. И протянул бутылку Никифорову.

      Тот секунды полторы подумал, взял емкость и, стараясь не вдыхать запах, влил в себя некоторую дозу. Как и ожидал, стало еще поганее.

      Однако уже через пару минут полегчало.

      Игорь вытер выступившую испарину, а Агуреев, от внимательного взгляда которого не ускользнула произошедшая метаморфоза, снова радостно заржал. Аж живот, огурцом торчащий над старыми джинсами, затрясся.

      Хоть в ракете, хоть на лодке

      Нет лекарства лучше водки, —

      продекламировал он.

      – Мальчики, тихо вы! – повернулась к ним Катя. – Волнующий момент! Вот-вот отойдем!

      – Ну, это ты не торопись, – снова засмеялся Николай. – Отойти мы всегда успеем!

      – Да ну вас! – отвернулась девушка.

      Игорь с вновь пробудившимся интересом осмотрел ее замечательные формы. Хорошо все-таки, что он попал в этот круиз.

      Хорошо, что встретил Катьку. И вообще, как только голова перестала раскалываться на части, все сразу изменилось к лучшему. Вот что значит вовремя протянутая рука помощи!

      Интересно, а если б купе вчера все-таки было, состоялось бы или нет? С ними, которые в юбках, никогда ничего до конца не ясно. Впрочем, у Игоря будет время проверить. Без малого четыре недели. Еще и надоест.

* * *

      Пароход протяжно загудел, корма мелко затряслась от начавших свой долгий бег винтов. С берега замахали руками немногочисленные провожающие. Их не пустили в «заграничную» зону, и они демонстрировали свои чувства из-за проволоки.

      – Прощай, несчастная страна! – без тени грусти произнес Агуреев. Его красный с прожилочками нос радостно вдыхал то ли сладкий запах моря, то ли острый аромат «Blake Lable». – Век бы тебя не видеть!

      – Ну, вы патриот! – засмеялся Никифоров. – А кто в порту финну лез морду бить?

      – И надо было набить, – благодушно ответствовал Агуреев. – Мне Россию обложить можно. Я в ней живу. А всякая ихняя сволочь пусть помалкивает. Чухонец сраный!

      – Вы это в Хельсинки не скажите.

      – А мы в Хельсинки и не зайдем.

      – Как это?

      – Так. Одну страну сократили. Что-то у них там не вытанцовывается. Времени не хватает. Или денег.

      – Не понял! – разволновался Никифоров. – Мы-то заплатили.

      – Ты-то заплатил? – снова заржал Агуреев.

      Игорь смущенно замолчал. Сам же рассказывал про свою халяву. Ну надо же: казалось, толстяк пьян вусмерть, а такие мелочи запомнил! Надо с ним держать ухо востро.

*