Другие люди. Михаил Кураев

линий. Глаза серые. Волосы русые, нос прямой, пальцы тонкие, что было видно и сквозь черные лайковые перчатки.

      Алексей Кириллович тут же забыл о своем желании возразить стоявшему рядом с ним Свиристенину из земельного отдела, защищавшему «платформу Ларина».

      – Вы тут в смысле пораженческого настроения выступать не надо, – уверенно сыпал Свиристенин уже ничего не слышащему Алдымову. – Если Троцкий говорит о ножницах, в смысле их расширения, то это еще ничего не значит. Вы же Губплан, так я вам говорю, что в плановых организациях, товарищ Алдымов, напрашиваются еще более широкие ножницы, чем указал товарищ Троцкий…

      – А что же товарищ Троцкий предлагает срезать? – наконец почти механически произнес Алдымов, забыв, что ножницами товарищ Троцкий лишь обозначал расхождение и ничего резать не предлагал. Не до ножниц ему было, горел желанием заговорить с обладательницей тугого узла русых волос.

      – А тот же Рабкрин! – азартно сказал Свиристенин, и, наконец, увидев, куда направлен взгляд его собеседника, дружески пояснил: – По-моему это горбольница.

      – Вы – срезать, а Ленин ставил Рабкрин во главу угла… – все так же, по инерции продолжал разговор Алдымов.

      – Читал я Ленина о Рабкрине… Ну и что? Видел я этот Рабкрин. Что они находят? Ничего они не находят. Нужно создать щупальца другого рода…

      Слушая жаркий разговор за своей спиной, Серафима Прокофьевна что-то шепнула приятельнице, которую держала под руку, обернулась, снова встретилась глазами с Алдымовым, заметила лестное для женского самолюбия смущение и с нарочитой серьезностью спросила:

      – А что вы скажете о позиции Смилги?

      Алдымов вдруг почувствовал себя совершенным студентом, вынувшим счастливый билет. Он не знал, как заговорить, не будучи даме представленным, и вдруг такая удача.

      – Если мы хотим двигать мелкую промышленность, а в нашей ситуации это жизненно необходимо… – Алдымов смотрел в глаза женщине, интересующейся позицией Смилги, и вся праздничная бутафория первомайской площади увяла от этого света. Алдымов даже испугался, что интерес к Смилге у дамы неглубокий и может пропасть, поэтому поспешил с разъяснением. – Смилгу пугает то, что мелкая промышленность уходит из рук государства. Так и слава богу, что уходит. Зачем государству тащить этот обоз мелочевки! Впрочем, куда же она уходит? Она остается, во-первых, в виде налогов, во-вторых, это рост товарной массы. А Смилга что предлагает? Давайте ее подчиним государству. А потом поглотим. Поглотить – это же тормоз получается… Простите, как вас зовут? Я не представился. Алдымов. Губплан.

      – Странное имя, – улыбнулась дама.

      – Почему странное? – не понял Алдымов.

      – Алдымов. Губплан? – повторила женщина.

      – Да, действительно… Простите… – «Что со мной? Я, кажется, смешон», удивился Алдымов, на секунду увидев себя со стороны. – Мы уже становимся частью нашей работы. А зовут меня Алексей Кириллович.

      – Серафима Прокофьевна. С праздником вас, Алексей