ПолЛЮЦИя, ЛЮЦИфер, РевоЛЮЦИя. Часть 2. Олег Валентинович Ясинский

которого пришли зрители.

      Разом музыка смолкла. Пространство Амфитеатра накрыла гулкая тишина.

      Я услышал, как дышит сосед справа. Этого не могло быть, потому что сосед – плешивый несуразный дядька моих лет – был иллюзией – как и я, как и все собравшиеся. Но я все равно слышал.

      ***

      Дохнуло ароматом сандала.

      В лучах невидимых софитов на арене возник стройный юноша в пурпурном плаще.

      Из третьего яруса до арены было метров сто, но я различал каждую черточку красивого лица.

      В его неизменном спокойствии, в его простоте и серьезности таилась какая-то сила, привлекавшая еще до того, как он начал говорить.

      Я скосил глаза на Велиала. Заметил: тот благоговейно вбирает глазами стройную фигуру.

      – Люцифер? – спросил я.

      – Да… – выдохнул Велиал. И почтительно склонил голову.

      Глава четвертая

      Ночь с 31 октября на 1 ноября 2013 года,

      с четверга на пятницу. Параллельная реальность

      (продолжение)

      ***

      – Я пришел дать вам свободу, – сказал юноша.

      Его голос заполнил пространство Амфитеатра, проникал в каждую клеточку, завораживал.

      Этот голос невозможно было не слушать, не любоваться им.

      Он говорил на незнакомом древнем языке. Не говорил – проявлялся бархатным шепотом в голове.

      Я понимал каждое слово.

      – Творец, он сродни Богу. Он восстает против Бога. И в этом его величие! Мне служили миллионы лучших представителей вашего мира. Они готовили мой приход. Они сделали меня неотъемлемой частью вашей культуры. Я им воздал – их помнят благодарные потомки. В отличие от безымянных божьих праведников, сгинувших в пучине времени.

      Праведники надеялись, что, отстрадав земную жизнь, они попадут в рай. Они обманулись – рая нет. Как и ада. Есть жизнь. Потому следует наслаждаться собой здесь и сейчас…

      ***

      Пока Люцифер говорил, из розового сумрака, окутавшего арену, под отголоски заглавной композиции «Carmina Burana», возникали силуэты. Они наливались иллюзорной плотью, оживали, двигались.

      Многих я помнил по имени, однако большинство из них были знакомы лишь наглядно, по картинкам в книгах, или со снимков в газетах и журналах.

      «Они все служили Сатане…» – догадался я, цепенея от близости гениев, и от страшной догадки.

      ***

      Тем временем в грязно-розовом тумане выпукло проявился напыщенный Мартин Лютер в черном берете и такой же сутане.

      За ним прошли лысеющий Гете в обнимку с бородатым Гуно, подарившим Мефистофелю голос, который заполонил весь мир и стал его гимном.

      Над ними взвился эпатажный Булгаков с моноклем в правом глазу, хитро улыбнулся, подморгнул стеклянным оком.

      За апологетом Воланда хороводом двинулись великие писатели и композиторы, из которых я успел выхватить образы Бетховена, Мильтона, Франса, Вагнера, Орфа, Блейка.

      – Храмы и бордели созданы из одних кирпичей… – проворковал Блейк, растворяясь меж каменных плит