За гранью разумного. Норман Райт

своей ногой о койку, когда меня душили, и сломал берцовую кость.

      – Ты начинаешь вспоминать.

      – Да.

      – Можешь рассказать все подробности той ночи? – спросил я мертвого нациста, сгорая от нетерпения услышать то, что больше никому не суждено услышать. Во всяком случае, ни здесь, ни среди живых. – Если вдруг тебе неприятно об этом вспоминать, тогда не нужно.

      – Меня перевели в одиночную камеру, – произнес Ткач и уселся рядом на кресло. – Сначала я был этому удивлен, но мне объяснили, что от сокамерников поступили жалобы на меня, якобы я пропагандирую им нацизм и даже пытаюсь некоторых завербовать. Так оно и было. Только вот я не знал, что эти петушки такие нежнокожие. Когда в камеру вошли семь человек, было уже раннее утро, не ночь, как пишут в газете, нет, было утро. Я помню, что уже светало. Когда в камеру вошли наемные убийцы, те же самые заключенные, которым пообещали скостить срок или в случае отказа, наоборот добавить, и в тот момент я уже все понял. Я и до этого знал, что не выйти мне из тюрьмы живым. Я будто не чувствовал будущего. Я не видел его. Наемные убийцы даже разговаривать не стали, они сразу бросились ко мне. За год отсидки на безбелковой еде я очень сильно исхудал. Я продолжал заниматься в зале, но толку от этого не было. Тем не менее, одного я уложил сразу. Я сломал ему челюсть. Но на остальных моих иссохших сил не хватило. Бл. дь! Вот попались бы они мне раньше, голубчики, когда я был такой же, как сейчас, в теле, я бы их всех ушатал! Но тогда я был истощен казенной баландой и меня свалили. Первым делом мне стали рвать ногти на этой руке.

      Ткач взглянул на пальцы своей левой руки, и тяжело вздохнул. Ногти, так же как и зубы были на месте. Значит, Ткач действительно был лишь привидением.

      – Неужели никто не слышал твоих криков?

      – Ты придурок? – рассердился нацист. – Те, кто мог слышать мои вопли, они сами отдали приказ ужесточить мою смерть и сгноить меня в застенках тюрьмы. Я вспомнил, что пытали меня не один день. Только вот когда меня перевели в одиночку, я начал понимать, что моим пыткам приходит конец, как и моей жизни. Меня пытали электрошоком. Это было в кабинете у начальника. Я упирался, но однажды меня сломили, и я поднял руки вверх. Я все подписал и следующим утром, меня не стало. А эти бл. ди инсценировали самоубийство. Бред!

      – Люди, кстати не верят в эту версию. Но доказать ничего не могут, потому как в морге над твоим телом так же глумились. Все следы пыток тщательно скрыли. Патологоанатомы никого не допускали к твоему трупу,… то есть телу, и лишь спустя несколько дней разрешили провести независимую медэкспертизу.

      – Я уверен, – сказал нацист, – версию самоубийства продвигают только те, кому это нужно. Наверное, начальник тюрьмы и те, кто отдавал указания.

      Я молчал.

      – Людей на моих похоронах много пришло? – спросил Ткач.

      – Да, очень много, – ответил я, делая копии снимков из камеры и сохраняя их в папку на рабочий стол. Я все еще не могу понять, что заставило меня это сделать. – В интернете