Виноватый с вином. Soverry

Создает видимость того, что жизнь на Олимпе не такая уж и однообразная. Очередная иллюзия, в которую Дионис не верит.

      Арес уходит, а Дионис лишь смотрит ему вслед и думает, что они похожи. Отец обоими ведь недоволен. Отец рядом обоих держит исключительно потому, что они его дети, а не из-за их каких-то природных талантов. И это осознание вызывает смешок. Короткий, булькающий. Он давится вином, буквально отплевывается. Пока кашляет, расплескивает содержимое чаши почти полностью, но даже не замечает этого.

      Его утро начинается как всегда. С мелкими поправками и деталями, которые особо ничего не меняют.

      Он откашливается, зачем-то переворачивает чашу, выливая себе под ноги остатки вина, замахивается как следует и кидает чашу куда-то вперед. Забывает и о хорошему урожае, и об удобной чаше, к которой вроде как успел привязаться. Смотрит ей вслед, крыло носа почесывает и больше никакого раздражения не испытывает. Вот так легко и просто.

      Дионис не сразу вспоминает, чем был занят, лишь под ноги себе смотрит и скользит взглядом вниз, наблюдает за этими смертными, облокотившись на парапет. Они все еще интереснее олимпийцев кажутся. В разы, пожалуй.

      Смертные начинают очередную войну, потому что женщины Олимпа рассорились. Смертные так сильно вовлечены в нее, что думают, будто во всем виноват мальчишка Парис. И это кажется даже занятным. Дионис движением руки к себе виноградную лозу подзывает, ягоды снимает с нее медленно, будто заторможено, и смотрит за тем, что устроили его прекрасные родственницы.

      Спектаклей на Олимпе не бывало давно, а вот войн среди смертных и так достаточно, чтобы развязывать очередную.

      Он смотрит туда, где еще некоторое время назад стоял Арес, и хмыкает себе под нос. Арес точно доволен одним фактом войны, будь она хоть за красоту женщины, хоть за пару яблок. Или из-за чего там все началось? Впрочем, причины здесь всегда мелкие, а масштабы огромные. Дионис занимает удобное кресло, похожее на маленький трон, отправляет ягоды винограда в рот и с интересом наблюдает за тем, как эти несчастные смертные, влюбленные, совсем не осознают последствий своих поступков.

      Дионис наблюдает за ними вот так несколько дней. Без какой-либо усталости или скуки. За ним никто не посылает, за ним никто не приходит, а значит, повода беспокоиться вообще никакого нет. Афина, кажется, собралась принимать участие. Дита что-то щебечет, а временами и разъяренно орет о любви. А чем занята мачеха, он вовсе не интересуется.

      Война Трое объявлена, а это значит лишь то, что впереди самое интересное.

      Виноград заканчивается только слишком уж быстро. И ему – богу – вообще не надо искать, просить и хоть как-то тревожиться из-за этого, но спустя почти неделю наблюдений за смертными с высоты птичьего полета Дионис невольно подключается в игру своих родственников.

      – Вот уж не думал, что тебя все это заинтересует, – говорит Гермес, когда настигает его где-то на спуске с Олимпа. – Ты всегда казался…

      – Рациональнее?

      – Скорее