Большая ловитва. Влад Ростовцев

Одежда на любой вкус. Обувь – от дорогих, «на выход», сафьяновых сапог из мягкой овечьей либо козьей кожи до лаптей с подошвами, подшитыми для прочности конопляной веревкой. Меха – от векш до соболей. Мед в деревянных ведрах, кадках, бочках, в глиняных кувшинах и горшках, а на любителя и в колодах. Перетопленный чистый воск – его продавали кругами и бочками. Зерно, начиная со ржи, соль, мука, хлеб. Мясо домашних животных и птиц, сало, дичь. Лошади, коровы, овцы, гуси и утки. И даже благовония издалека!

      Все это могло обмениваться – скажем, продукты питания от селян на изделия ремесленников и наоборот, либо приобретаться – за серебряные арабские дирхемы или за резаны, представлявшие кусочки, нарубленные из длинных и тонких слитков серебра, видом напоминавших прутья.

      Однако на сей раз не радовался Молчан предстоящей поездке, что всегда бывало прежде. Ведь торг – не токмо купля-продажа, а и праздник для души!

      И домой вернешься не с пустыми руками! А помимо – с подарками для Доброгневы и сыновей.

      А днесь, в самый канун отъезда, вовсе не ощущал Молчан предпраздничного настроения, и тягостно было в его душе, словно намекала она на недоброе. Началось сие намедни, когда Балуй, один из тех, кто точно намеревался на торг, уведомил Молчана, ажно старшего в обозе, что у его телеги поломалась ось колеса, а починить ее до отъезда уже не успеет.

      На следующее утро вдруг занемог непреходящей хворью в утробе Скурата, еще один из намеревавшихся. Третьего дня отказался ехать Гладыш, сославшись, что полаялся с женой, и она, по злобе, побила самые лучшие из глиняных горшков, подготовленных им к продаже. «Одна за одной напасти!» – подивился огорченный Молчан.

      А вечор открылась ему общая причина тех напастей. Когда вернулся из леса, Доброгнева сказала, что заходил Стоян, и что-то ему надобно.

      – Ужель и он откажется? – заподозрил Молчан.

      Стоян – тот самый, что когда-то открыл ему очи на Младу и Некраса, тоже собирался на торг. Давно уж прошла их прежняя дружба: повзрослели, и у каждого началась своя жизнь, без взаимной тяги. Ни размолвок меж ними не было, ни обид, ни особого интереса друг к другу. При встречах общались, подобно давним знакомцам, вот и все.

      «Пойду к нему, – решил Молчан. – Сразу и выясню».

      Стоян сидел у порога своей избы и прилаживал грузило к неводу. Увидев гостя, встал и обтер руки о низ рубахи.

      – Ну, сказывай, зачем приходил. Не стряслось ли у тебя чего? Утром ведь выезжать, – справился Молчан, настраиваясь уже на худшее.

      – Не поеду я, Молчан. И тебе – не резон. Тревожно сейчас на дороге к торгу. Шалят!

      – Не иначе, ты злодеев лесных напугался? Слухи это, не верь!

      – Не слухи. А старшим у лихоимцев тех – Жихорь, тебе знакомый.

      – Жихорь?! Его и след давно простыл, никто уже и не вспомнит!

      – Может, и простыл, да вновь объявился. Днями видели его. Тебе грозился. Встречу, говорит, Молчана – за все посчитаюсь с ним. Отмщу! Не будет ему покоя!

      И добавил он: «Нашей ватаге и леший не страшен! Любых разобьем!»

      – Зрил-то его кто? – спросил Молчан,