Сердце Вербарии. Дмитрий Савчатов

обрамляли глаза такого же глубокого голубого цвета. Темно-синее, блестящее вечернее платье плотно облегало тело, подчеркивая каждый изгиб ее прекрасного молодого тела.

      – Диз, время, – осторожно напомнил Сейвен.

      Она что-то хотела сказать, даже приоткрыла рот, но лишь коротко вздохнула и пошла дальше, так ничего и не ответив.

      Первый этаж административно-учебного корпуса представлял собой огромный зал с множеством высоких колонн, где обычно подолгу задерживалось только эхо. Но сейцикл он гудел сотнями голосов и музыкой, лившейся из репродукторов. Казалось, на церемонию собрался весь купол, включая дежурных и вахтовых, отчего зала о сорока метрах в поперечнике стала тесной.

      Они заспешили к подиуму, возведенному у дальнего края окружности залы, где уже построились виновники торжества. Доларги – единственные, кто сегодня был одет по форме. Все остальные же щеголяли в своих лучших нарядах. «Еще бы. Главный праздник года. Когда, как не теперь, натянуть фрак, или вечернее платье, что целый год пылились складками в шкафу». У Сейвена фрака не было. Редкие праздничные вечера он сидел за настольным дисплеем, читал или чистил запал. Спал, наконец. Если же под гнетом угроз и докуки приходилось тащиться в общество, то он облачался в свою повседневную одежду и весь раут молчал из тени, наблюдая за окружением.

      На невысоком – по пояс Сейвену – подиуме устроили стеклянный пюпитр, за которым стоял Олаф Швассер в давешнем своем красном жилете. Он раскладывал визы ларгов и заглядывал под каждую обложку, проверяя все ли в порядке.

      Тихонько Сейвен занял свое место в квадрате, так, что Олаф ничего не заметил. Манипуляции протектора длились нарна три, пока один из визитаторов, выстроившихся ширенгой в глубине подиума, не подошел к протектору и что-то не шепнул ему. Олаф вскинул голову, оглядел доларгов, выпрямился, кашлянул и напряг голос:

      – Пожалуйста, потише, – попросил он, выждал, пока собрание угомонилось и затем продолжил: – Сегодня великий день. И величие его прежде всего заключается в вас, выпускники купола Бредби. Вы доказали свое превосходство, доказали, что достойны называться боевой элитой Вербарии и достойны звания ларга. Сегодня – ваш день.

      – Вечер! – выкрикнул кто-то издали.

      – Что? – мигом откликнулся Олаф, но шутник притаился и не ответил. – Да… Я говорил о значимости момента… О его, если можно так выразиться, мистичности. Вот вы, ларги, присутствующие здесь, поднимите руки, пожалуйста.

      Даже не оборачиваясь, Сейвен твердо знал, что леса из рук не вышло. «Неудачная попытка, старина. Ларгов в куполе – что рыб в мертвом пруду. Наставники одни, да чины высокие. А остальные в разъездах. Хе-х, фонды зарабатывают».

      А Олаф тем временем набирал обороты. Жесты его становились размашистее, речь преисполнялась пафоса, а лицо наливалось кровью. Он все громче и витиеватей глаголил о значимости куполов в общем и ларгов в частности, о том, какая великая обязанность возложена на их плечи, о том, что они являются ни много ни мало – гарантами мира и процветания