Сердце Вербарии. Дмитрий Савчатов

тут же похвалили и отметили.

      Приказ возвращаться был получен, только когда рассвет взял высоту и перевалил через хребет Аргола. Утро наступило точно нахлынуло и, когда это случилось, Сейвен впервые почувствовал, что устал. «Поспать бы». Он зевнул украдкой и посмотрел на Диз, бодро шагающую чуть впереди и справа от него.

      Мысли о соучастии в ночном инциденте, мучили Сейвена хуже тошноты. Любые упоминания о происшествии вызывали позывы разоблачиться. Он отлично понимал, что его желание крикнуть во все горло: «Вранье!» – безумно настолько, насколько фальшива бодрость шагающей впереди Диз. «Предположим, мне поверят. Что потом? Трибунал. И никто не будет разбираться, почему мне, свечке парафиновой, не хватило мужества остановить Крайтера. И раз я держался с ним, с ним же партизанил и получил одобрение капитана гарнизона, то с ним я и заодно. Заставил? Смех… Кто ж в это поверит? Да и не заставлял он меня…» Еще крепче увязать во лжи Сейвену хотелось в последнюю очередь. Но, хотя он твердо решил молчать, от внутренних метаний решимость не спасала.

      Коверкать голову размышлениями о том, что сегодня ждет его – Сейвена, Сейвен не хотел. «Будет так, как быть должно, и неважно, думаю я об этом или нет». Но как бы он не отмахивался, одна мысль неизменно возвращалась. От нее тошнило. Она доводила Сейвена до тихого буйства. «Я сообщу о проявленном вами героизме». Это означало, что и он, и вся группа В по безумному капризу Крайтера сегодня же имели все шансы принять статус. «Какая ирония: всю жизнь честно играть, пусть и маленькую, но свою роль, чтобы под конец снискать славу в театре марионеток. Пошлой куколкой».

      Из начальства никто и словом не обмолвился об общих достижениях и о частных успехах доларгов. Отряд просто пустили внутрь гидроглиссера и предложили занять свои места. Сейвен не без удовольствия опустился в удобное кресло, откинулся на спинку и вытянул ноги. Комната молчала. Даже Зак запрокинул голову и медленно моргал в потолок. Тело налилось приятным оцепенением. Каждое движение давалось с трудом, но утруждаться и не хотелось. Веки смыкались все чаще, наливались липкой тяжестью.

      Гидроглиссер оторвался от причала и сначала медленно, но потом все быстрее и быстрее поплыл к родному берегу.

      ***

      Сколько прошло времени, Сейвен сказать не мог, но, когда он открыл глаза, кругом все спало, и тишина стояла такая, что от нее звенело в ушах. «Оглушающая. Оглушающая тишина». Под сердцем холодной волной шевельнулось недоброе. Предчувствие чего-то рокового. Он огляделся. Народ спал вповалку. Растрепанные волосы, расстегнутые вороты, нелепые, какие-то сюрреалистичные позы и… Сейвен похолодел. Ни один, ни единый человек в комнате не показывал своего лица. Все отвернулись и спрятались от него.

      Сейвен поднялся. Воздух вокруг оказался плотным, как вода. Любое движение, будь то поворот головы или шевеленье пальца, оставляло в пространстве след в виде радужных вихрей. Завитки рождались, проплывали цветными клубами и таяли без следа. Преодолевая сопротивление воздуха, он выбрался из своего