Батюшка есаул. Екатерина Сергеевна Шубочкина

эмоций супругу и поцеловал её в щеку. Наталья в ответ словно выдохнула утреннюю напряженность и взаимно приласкала мужа своими объятиями. Умиленные младшие дети тут же запрыгали вокруг любящих супругов, приговаривая: – «Мирись, мирись, мирись, и больше не дерись!». «Да мы и не ссорились, солнышки!» – рассмеялись в ответ взрослые. – «Всё хорошо!»

      Старобазарная плошадь, г. Красноярск, начало 20 века

      Красноярский казачий дивизион, в котором подъесаул Михаил Михайлович Каргополов в свои тридцать три года уже командовал сотенным боевым составом, в то время квартировался на улице Желябова недалеко от Кладбищенской церкви в новых каменных специально отстроенных для него казармах в Покровской слободе взамен старых деревянных построек, что располагались на Благовещенской улице.

      Как только Михаил въехал в казарменный двор и слез с коня, как к нему тут же подбежал младший урядник: – «Ваше Благородие! Командующий просил Вас срочно к себе!»

      – «Раз просил, то иду», – спокойно отреагировал подъесаул, догадываясь, о чем пойдет речь у начальства. – «Сейчас раппортом моим будет громко махать», – пробубнил он и направился в штаб.

      Действительно, не успел Каргополов войти в кабинет, как вместо приветствия получил сразу выговор сидящего за широким деревянным столом командующего дивизиона Александра Александровича Могилева: – «Доколе, подъесаул Каргополов, мне терпеть ваши нарушения приказов Министерства!»

      – Прошу разъяснить суть обвинения! – вытянулся в стойку ответчик.

      – Издеваешься?! – прошипел, гневно вращая зрачками, командующий, слывший человеком резким, но справедливым. – Всё героем рвешься быть поперек начальства! На войну ему надо! Сколько раз с тобой это обсуждали?!

      – Так отправьте меня на фронт и дело с концом! – отчеканил ответчик.

      – Вот прав твой отец: твердолобый и есть! Никого не слушаешь, своё трындыришь! – воскликнул обреченно Могилев. – Весь дивизион в немилости из-за твоей гордыни патриотической!

      – Разве плохо казаку быть патриотом?! – эмоционально отреагировал Михаил. – Вы же нас, Сан Саныч, с отцом сами учили с малолетства родину любить!

      – Так и люби на своём месте, куда начальством поставлен! Зачем сам дергаешься и своих бойцов в смуту вгоняешь?!

      Выплеснув давившее грудь негодование, Могилев немного успокоился, вышел из-за стола, развернул стул, стоящий рядом, и жестом пригласил подчиненного присесть. Затем, шагая по кабинету, уже спокойней продолжил:

      – Ну, уймись, Миша! Себя погубишь, семью! Ты детей чужих зачем в семью брал?! Чтобы второй раз сиротами оставить?! Или, думаешь, Наталья сама справится?!

      – Если бы не это, я бы еще в начале войны сбежал добровольцем как другие! – не сдавался подъесаул. – Но сейчас-то дети уж привыкли на новом месте, да и родители мои Наталью поддержат… – сыпал он аргументы в свою защиту.

      – Если у нас все казаки убегут на фронт «охотниками», кто на родине за порядком следить будет?! – негодовал