Рубеж. Марина и Сергей Дяченко

Яринка слушаться, лозину возьми да отдери по филейным частям. И не от локтя бей, а с замахом – так, чтоб год садиться не могла. А потом снова отдери да солью сыпани, чтоб верещала громче!.. Сказано – дома сидеть, значит – дома! А ты, Хведир, за старшего остаешься!

      – Я… Батька, я…

      Бурсак растерянно моргнул, но дверь уже хлопнула. Хведир неуверенно потоптался, затем махнул рукой и бухнулся на лежанку. Ярина подумала – и присела рядом.

      – Татары? Откуда тут татары? – растерянно проговорил парень. – С ханом у нас мир, да и засека надежная. Еще бы сказали – турки!

      Девушка вздохнула и внезапно, не утерпев, погладила парня по щеке.

* * *

      В зале было полутемно. Немецкую лампу зажигать не стали, обошлись свечой – единственной, едва прогонявшей ночной мрак. Хведир пристроился на отцовом месте – у закрытой книги; Яринка забилась в угол, в самую черную тень.

      В доме было тихо.

      Тихо – и страшновато.

      Пан Лукьян не вернулся, прислав гонца, что остается в Хитцах, потому как в лесу поблизости и вправду чужаков видели, не десяток, не два – больше. С тех пор никаких известий не было, хотя ночь на исходе и где-то совсем близко уже пропел первый кочет…

      Хведир встал, подошел к маленькому, подернутому морозом окошку.

      – Иди спать, Яринка! Если что, разбужу.

      Девушка помотала головой – спать не хотелось. То есть, конечно, хотелось, но…

      – Это ты иди спать. А я постерегу – чтоб татары не украли!

      Она шутила, хотя на душе было не до шуток.

      Ярина, конечно, не утерпела. Весь вечер вместе с верным Агметом ездила по Валкам, дабы и людей подбодрить, и самой осмотреться. Городок почти вымер – пан Лукьян забрал с собой не только черкасов, тех, что в поход не ушли, но и дюжину подсоседков, и просто охотников. Остальные забились в хаты, боясь показаться на улицу. Даже рогатки, выставленные поперек шляха, остались без охраны. Да и кому охранять? В городе и до войны меньше тысячи жило, из них черкасов – служивых и абшидных – сотня с небольшим. Теперь даже их не осталось. Остальные – обычные мугыри, которые и смотреть на шаблю боятся.

      Девушка почувствовала, как страх, сидевший где-то глубоко, начинает наползать, подступать к горлу.

      – Хведир! – не выдержала она. – Не молчи! Расскажи что-нибудь!

      – О чем?

      В голосе бурсака тоже не слышалось особой уверенности.

      Ярина усмехнулась:

      – Ну… Про фольклор свой. Написал байку? Про Гонтов Яр?

      – А-а! – послышался тихий смех. – Написал! Пану Гримму понравится. Позавчера из Гонтова Яра выборный тамошний приезжал – к отцу, бумаги выправлять насчет винокурни. Так знаешь, о чем там болтают?

      – Снова черти заглянули?

      Почему-то в присутствии Хведира-Теодора о таком говорить было совсем не боязно – даже в темноте.

      – Нет, другое, – бурсак вновь усмехнулся. – Может, не говорить? Ночь ведь, страшно!

      – Ах ты! – Девушка вскочила, махнула рукой. – А кто еще в детстве перед сном нам про Черную Руку рассказывал? И про Дидька Лысого? Забыл?!

      Сама