Рубеж. Марина и Сергей Дяченко

долго, хлопая себя по брюху и тряся щеками. Наконец махнул рукой:

      – Ладно! Так и повешу. Да знаешь ли, пан Юдка, это не то, что ты подумал. Дело иначе было. Решил я поглядеть, из какого теста эта пани. Повел ее маеток показать – и на стайню завел. А там одну девку как раз плетью охаживали. Воровать вздумала, бесова дочь! Я велел ее на воздусях парить, под колокольчики – пока не сдохнет. И что ты думал? Эта пани Сале до самого конца простояла, глаз оторвать не могла. За руку меня взяла – и смотрела.

      Он вновь покрутил исцарапанной рукой, расправил усы:

      – Вот таких и люблю! Знатная пани! И чернокнижница зацная! Книгу «Рафли» читала, и «Задею», и «Сирин». Только, говорит, они у них иначе зовутся.

      Вот даже как? Интересно, есть ли в том Сосуде книга «Зогар»?

      – Что меня дивит, пан Юдка… Если они в наши края за ребенком собрались, отчего про обратный путь не подумали? Я тоже кое-что прикинул, «Рафли» полистал. Трудное дело за этот Рубеж пробраться! А они – как в омут.

      Наши взгляды встретились. Трудно врать такому, как пан Мацапура!

      Трудно – но можно. Этому гою незачем знать о визах, о том, что в каждом Сосуде имеются консулы. Сале молчит – и я молчать буду.

      – Видать, очень им этот ребенок нужен, пан Станислав.

      – Видать…

      Он нахмурился, замолчал, а я вновь взглянул на портрет. Неужели этот, в испанском платье да с белым камнем в цепи, – его батюшка? Вот уж поистине: не в отца, а в проезжего молодца!

      – А хорошо бы, пан Юдка, самим дорогу в иной мирок сыскать! Чтоб только мы об этом пути знали, а? Вот тогда и с дитем разберемся – кому он там нужен да зачем.

      Мог бы не говорить! Я сразу понял, почему пан Мацапура принялся пани Сале обхаживать. У той, понятно, свой интерес, да только нашего пана не проведешь! Аукнется ей ее белое платье! В нем и зароют, едва дорожка через Рубеж откроется!

      – Есть у меня думка, как толк наладить! А ведь у них там даже рушниц нет!.. Да, ты этого ребенка-то видел?

      – Видел, пан Станислав, – удивился я. – Только не разглядывал. Дите себе – и дите!

      Он вновь задумался. Выпустил клуб сизого дыма, качнул головой.

      – Ан не совсем! То, что пальцы на руках не по счету – ладно. И не таких рожают! А вот сколько ему?

      – То есть? Что пан имеет в виду? – удивился я. – Гринь Чумак говорил: дите две недели как родилось…

      – Две недели! – Пан Станислав даже трубку отложил. – Да ты бы поглядел сейчас на него, на байстрюка этого! Ему полгода – не меньше! Скоро зубы резаться будут!

      Полгода! Я вспомнил вопящий сверток на руках у пани Сале.

      Полгода?

      Был бы гоем – точно перекрестился.

      Кто же ты такой, Пленник?

      – А с братом его, пан Юдка, мы вот что сделаем. Утром человечишка прибежал из Гонтова Яра, поведал кой-чего. Тамошние лапотники совсем спятили. Хату, где тот хлопец жил, спалили, да мамку его из домовины выбросили…

      – Как? – Мне показалось, что я ослышался. – Из домовины?

      – Выбросили и колом проткнули, а после тоже сожгли – чтобы с чертями не путалась да из могилы не вставала. Что с хлопов взять? Дурни! Вот мы про это чумаку