Отравители. Марджори Боуэн

на душе у Шарля Дегре вовсе не было настолько легко, как он старался показать: расследование, в которое он так внезапно ввязался, глубоко его потрясло и ужаснуло. Он, конечно, ожидал, что ему придется противостоять преступлениям, но миазмы зла, которые испускало это дело отравителей, буквально леденили кровь. Сама мысль, что эти молодые женщины, мадемуазель де Фонтанж, Жакетта и мадам де Пулайон, оказались замешаны в дела настолько отвратительные и таинственные, была мучительна для Шарля Дегре. Ему не хотелось думать о маленькой лавочке, где елейная вдова так свободно продавала яды недовольным женам. Ему не хотелось думать, что доктор Рабель, трудолюбивый врач, знаменитый своей благотворительностью, замешан в детоубийстве или что пухлый розовый священник отец Даву может быть его сообщником. Ему казалось, что он сам и его молодая жена принадлежат к другому миру, нежели тот, в котором действуют отравители. Он окинул взглядом арендованные комнаты, ставшие такими очаровательными ее стараниями, и крепко обнял Соланж, прижавшись своей щекой к ее. Им овладело пугающее чувство, что под их жизнями, настолько в сущности счастливыми, зияет темная пропасть зла и страдания. Он вдруг представил себе, что тонкая корочка, отделяющая их от этой бездны, треснула и они погрузились во мрак невыразимых ужасов!

      Слишком легко и бездумно он забрал это дорогое для него существо из ее уютного провинциального дома, где никому даже в кошмарном сне не могли привидеться ни криминальный мир Парижа, ни те, кто в нем пресмыкается.

      Соланж, словно почувствовав его страх, тихо произнесла со вздохом:

      – Лучше бы мне никогда не видеть эту бедную преступницу в Бастилии. Шарль, она ведь не старше меня!

      Сам преодолевая отвращение, агент полиции ответил:

      – Но если она во всем признается, то, возможно, это спасет много жизней. Соланж, нам надо провести самое тщательное расследование. Это действительно наш долг, как долг врача вырезать опухоль, убивающую пациента.

      – Да, я знаю.

      Они стояли молча, каждый думая о Париже, о его извилистых, нищих улочках и кособоких переулках, о провалах дверных проемов, об открытых всем ветрам и омываемых дождями набережных, о логовах и лачугах, теснящихся по соседству с великолепными дворами Лувра, суровыми и благородными очертаниями университета и роскошными особняками знати. Соланж верила в Бога просто и безусловно, и эта вера давала ей мужество, которое нелегко было поколебать. К тому же, ей мало было известно из того, что знал или подозревал о тайной деятельности отравителей Шарль. Он же не мог вполне подавить содрогание при мысли о сатане и его прихвостнях. Разве можно было быть уверенным, что преступники, которых он преследовал, не враги рода человеческого, а происходящее в Париже не дело рук дьявола? Кто знает, насколько далеко простирается его власть? Дегре, как и многие здравомыслящие и мужественные нормандцы, был склонен к мистицизму и не мог сомневаться в реальности сверхъестественного.