Секретики. Nik Rasov

прыгали солнечные блики, а со всех сторон приветливо выглядывали тугие, колхозные кочаны.

      – Ты не туда нас завёз, – сказал мне дядя с тихим укором.

      Он снова принялся указывать мне дорогу, и мы долго петляли среди полей, виноградников и заброшенных свиноферм.

      Наконец мы нашли какой-то водоём – уж не знаю, тот ли, к какому мы ехали изначально, или другой. Но решили остановиться здесь.

      Дядьям не терпелось приняться за рыбалку.

      На низком бережке сидел одинокий кот с чёрным пятном гитлеровских усиков под носом. Кот презрительно посмотрел на нас и отошёл в сторону.

      Не могу догадаться: как он нас сразу раскусил?

      Часа два дядя со своим братом развлекались тем, что пялились на неподвижные поплавки, меняли наживки и шикали на меня, когда я слишком громко топал своими ножищами по берегу, пугая рыбу.

      Тут подъехала какая-то тётенька на велосипеде «Украина». Тётеньке было хорошо за пятьдесят, на ней было ситцевое платье и цветастый, повязанный на пиратский манер, платок.

      Она достала суковатую палку, к которой была привязана леска, с насаженным на крючок, хлебным мякишем, и в полчаса наловила пакет рыбы.

      После тётеньки появились два пацана. Забросили в воду какую-то квадратную сетку, выкурили одну на двоих папиросу, достали полную сеть и стали раскладывать улов по рюкзакам.

      Перед отъездом они кинули кошачьему фюреру карася, и тот удрал с ним в камыши.

      Дело шло к обеду, а дядя с братом добыли лишь одного пескаря.

      Я достал, мудро припасённые мной, шпикачки, насадил их на шампуры и стал жарить над углями костра.

      Дядя и его двоюродный брат потеряли к своему занятию интерес и пришли мне помогать – достали водку, разлили и начали канючить, готов ли обед?

      После пары стаканчиков дядя сообщил, что они будут ловить раков. Для этого он достал пневматический пистолет, прошёлся по берегу и подстрелил двух неосторожных лягушек.

      Ему, наверное, было бы выгоднее заняться охотой, чем рыбалкой.

      Тушки лягушек нанизали на пруток и решили прожарить. Так раки больше любят.

      Я пошёл немножко прогуляться и осмотреть местные достопримечательности, а когда вернулся, шпикачки уже закончились и дядья допивали вторую бутылку.

      – А где лягушка? – спросил я их.

      На прутке осталась только одна.

      Дядя и его двоюродный брат начали заверять меня и друг-друга, что они, конечно, могут отличить поджаренную лягушку от шпикачки, и ни в коем случае не могли их перепутать и съесть.

      – Однако ж, кто-то её съел, – сказал я.

      Каждый доказывал, что это не он съел лягушку, и оба пытались приплести к делу кота.

      Но у кота было алиби – он гулял со мной.

      С тех пор я стал называть их «мои французские дядюшки».

      Когда месье допили, я сказал, что пора ехать домой. Дорогу никто толком не запомнил, и я знал, что возвращаться нам предстоит долго.

      Дядюшки сели на заднее сиденье и принялись вспоминать, как они когда-то собирали марки.

      Потом двоюродный брат дяди заснул, а дядя озаботился