Прошлогоднее Рождество. Детектив. Елена Касаткина

раздвинула ему веки и, не поворачивая головы, спросила:

      – В доме есть ещё мужчины?

      – Нет. Кроме нас никого нет.

      – Понятно. – Врач оперлась двумя руками о кровать и тяжело приподнялась. Обхватив руками поясницу, выгнула дугообразную спину, прослушала хруст позвонков и бросила через плечо мужчине в голубом халате: – Игорь, зови Славку, придётся самим тащить.

      – Куда? – Лана передёрнула плечами. Ей вдруг сделалось ужасно холодно, так холодно, что зубы застучали мелкой дробью.

      – Не бойся, пока ещё не в морг. Живой, но состояние тяжёлое, похоже на отравление. Много пили?

      – Ну… как сказать, – отбивающие дробь зубы мешали говорить, язык застревал, рискуя быть прикушенным, – не так и много… не больше обычного.

      – Понятно. Надо срочно сделать промывание, но так как он без сознания, то промыть его можно только в условиях реанимации. И чем быстрее это произойдёт, тем лучше.

      Больничный коридор цвета мартовского неба пропах лекарствами и антибактериальными средствами. Хлористый запах источает ведро карликовой санитарки и тряпка, которой она елозит по полу.

      – Да сядь ты уже, – кукольным голосом советует санитарка, и добавляет банальное и не к месту: – в ногах правды нет.

      Лана оглянулась на обтянутую чёрным дерматином кушетку, и ноги подкосились сами.

      Сколько часов она уже здесь, сколько километров намотала вдоль равнодушных, видавших слёзы, боль, отчаяние и весь остальной реквизит человеческого горя, стен. Но стоило лишь на миг расслабиться, и усталость тут же навалилась бетонной стеной. Лана прислонила голову к стене, закрыла глаза и почувствовала озноб.

      – Что?! Что ты сделала с моим сыном?! – Откинув створку двери, в фойе ворвалась Татьяна Валерьевна. Всегда спокойная и уравновешенная сейчас она была похожа на фурию. Позади неё маячила фигура Андрея.

      Не успела Лана опомниться, как свекровь с налёту вцепилась в её шарф и дёрнула со всей силы. Неожиданно в руках этой вечно ноющей о своей немощи женщины оказалась невероятная силища. Петля на шее затянулась, и Лана стала задыхаться.

      – Что ты творишь? – Карликовая санитарка вцепилась в рукав пальто Татьяны Валерьевны и повисла на ней, как капризный ребёнок на руке родителя. Ещё секунду и она вгрызлась бы в неё зубами, но свекровь, почувствовав угрозу, отпустила конец шарфа и стряхнула санитарку со своей руки.

      – Тебе что надо?

      – А тебе?

      – Я… я… я мать. А эта дрянь отравила моего сына! – Татьяна Валерьевна грохнулась на кушетку рядом с невесткой и процедила сквозь зубы: – Тварь! Ничего не получишь. Ничего! Всё Лёне перепишу.

      Лана закрыла лицо руками и согнулась пополам. Долго сдерживаемые слёзы вырвались глухим стоном.

      – Ничего ни тебе, ни твоему выродку…

      – Перестаньте! – сквозь пальцы прошептала Лана.

      – Тварь! Тварь! Думала, я не знаю. Я всё знаю. Андрей мне всё рассказал.

      При этих словах ботаник