Лагерный пахан. Владимир Колычев

бы согласиться с ней, но черт продолжал дергать за язык.

      – О чем?

      Кристина кольнула его ехидным взглядом – как будто разочаровалась в его умственных способностях.

      – О палке чая! – выпалила она.

      Сняла чайник с плиты и торопливо покинула кухню. Трофим обескураженно почесал затылок – он чувствовал себя тупым и грязным животным…

* * *

      От жирной Юльки сильно воняло потом. И взрывного всплеска изнутри не было – так себе, легкий пшик. Да и комната, где происходило действо, убогая – обезображенные временем и сыростью стены, лопнувший и угрожающий обвалом потолок, раздавленный таракан на загвазданном полу. Юлька в такой конуре – испытание не для робких душ. Потому после сеанса потянуло на водку – чтобы загнать внутрь ком тошноты.

      Юлька осталась в боковушке, а Трофим вышел в светелку, к Петрухе. Здесь такой же бедлам, зато дышать легче и выпивка на столе.

      – Ну, как тебе бабец? – пьяно осклабился дружок.

      – Если на холодец, то ничего, – скривился Трофим.

      – Зато безотказная… На зону бы такую, на руках бы носили…

      – А ты зоной меня не грузи. Я тоже зону топтал, знаю почем там фунт изюму…

      – Ты сам не грузись, да… Хлеб-соль, ханка, баба – чего тебе еще надо, а?

      Трофим примирительно махнул рукой. Пацан действительно встретил его честь по чести. Накормил, напоил, девкой своей с дороги угостил.

      – Да ты не парься, братан. Юлька мне твоя не понравилась, вот и все дела… А в долгу я не останусь…

      – Да какой долг, Трофим? О чем ты? – ухмыльнулся Петруха.

      Узкий выпирающий лоб, густые щетинистые брови, сросшиеся на шишковатой переносице, крупный приплюснутый нос, массивная, самой природой сдвинутая набок челюсть. Не красавец, мягко говоря. Сколько помнил его Трофим, только такие страшилы, как Юлька, ему и давали… Но ведь и он сам в этом плане слаще репы ничего не едал. Ни одна из его баб с той же Кристиной и рядом не стояла…

      Но тех баб он имел, а Кристина вильнула перед ним хвостом и так обломно махнула ему ручкой… Может, это у нее манера такая мужиков охмурять – сначала продинамить мэна, чтоб интерес подогреть, а затем раздвинуться под ним в ритме быстрого вальса. А может, она вовсе и не собирается мужу изменять… Ничего, все еще впереди. Завтра Трофим снова подкатится к ней – будет кружить яблочком по тарелочке, глядишь, и собьет ее с панталыку, опрокинет на спину… А пока пусть эта фифа думает, будто он исчез с ее горизонта навсегда, пусть кается в своих перед ним грехах.

      – О чем задумался, корешок? – едва ворочая языком, спросил Петруха. – О том, как жить дальше будешь, да?

      – А как я дальше жить буду?

      – Ну, не на стройку же пойдешь…

      – Почему на стройку? Потому что в стройбате служил?.. Заманался вкалывать, хватит с меня…

      Для убедительности Трофим стукнул кулаком по столу. Но не очень сильно – как будто колебался во мнении, что сможет прожить без работы. Но и горбатиться неохота, это факт. Он же не ишак, чтобы ишачить…

      – А кто тебя вкалывать заставляет? Делюгу замутим, капусты срубим, и все дела…

      – Какую