Скиталец. Страшные сказки. Анастасия Эксенс

ром. Поджав крупные губы, он держал руки на животе, заткнув за пояс большие пальцы. Епархий открыл было рот, чтобы обратиться к нему, но гость его начал первым:

      – Ваши Охотники ни на что ни годны! Они трижды прочёсывали лес и ничего не нашли, заявили, чтобы я ещё раз проверил дома! Но я-то знаю, что он там, знаю, куда он ушёл. Я хочу нанять Скитальца.

      Матвей Недолюбов – а именно так звали этого мужчину – был наместником Теменьского удела. К епархию, что представлял Единую Церковь в их краях, он приходил не впервой, и не впервой требовал помощи. Снова и снова повторялся у них этот диалог, едва ли не дословно:

      – Я уже отправил письма, – устало ответил епархий, – во все близлежащие и самые удалённые города и поселения – повсюду, где есть наши церкви. Как только его найдут, то передадут вашу просьбу и направят к нам. Я не приму деньги за его найм, пока он не явится.

      – Я не за то пытаюсь вам заплатить. А за то, чтобы вы действовали быстрее! Прошла уже неделя, и если с Ванюшкой что-то случится…

      В дверь постучали. Епархий бросил «Войдите», и на пороге появился тот, кого они только что обсуждали: мужчина, облачённый в короткий кожаный плащ и скрывающий лицо за чёрной маской. Все его одежды были тёмными: от высоких походных сапог до широкого пояса с множеством небольших сумок, да потёртой шляпы с загнутыми и подшитыми к тулье полями. Но безошибочно узнавали его в любом краю не только по чёрным одеяниям, но и по железу, коим увесил он всё тело. Плоские тонкие пластины были нашиты на сапоги, штаны, воротник и даже кожаную куртку, которую он носил под плащом, а на поясе покоился короткий меч в ножнах. Тканевая маска закрывала половину его лица и шею, оставляя видимыми только серо-голубые глаза и русые волосы, собранные в низкий хвост, так что определить точный возраст человека, которого в народе прозвали «Скитальцем», не представлялось возможным. Да и человек ли он был? Уверенно сказать никто не мог, но любой ребёнок слышал сказку о том, что Скиталец стал собой в День Чёрного Солнца, а минуло с того дня уже как три столетия.

      Крупная хищная птица, что сидела на его плече, привлекла к себе внимание, щёлкнув острым клювом. Она вертела головой, поворачивая жёлтый глаз то к одному, то к другому человеку в комнате, и от того казалось, она пристально следит за каждым их движением.

      – Вы хотели меня видеть? – вежливо и даже скромно обратился Скиталец к епархию, окинув беглым взглядом оцепеневшего от его вида Матвея.

      – Да, Морен, проходи. – Епархий указал рукой на свободный стул, который его предыдущий гость так и не занял. – Ты как раз вовремя. Для тебя есть работа.

      – И я готов заплатить много, – пробурчал Матвей, вжимая голову в плечи и с опаской поглядывая на того, кого требовал к себе ещё совсем недавно.

      Морен закрыл за собой дверь и занял отведённое ему место. Двигался он тихо, ступал мягко, так что не было слышно и шороха от его шагов, что казалось почти невозможным при таком количестве железа на его одежде. Матвей же с опаской поглядывал на птицу. Крупная, больше петуха, с рябым коричнево-чёрным оперением, она сжимала плечо своего хозяина мощными когтями, и казалось чудом, что эти самые когти не разрезают кожу плаща и человеческую плоть под ней.

      – Что это за птица? – хмуро спросил наместник, не считая нужным церемониться.

      – Здесь такие не водятся, – вкрадчиво ответил Скиталец и перевёл взгляд на епархия: – Что от меня нужно?

      – В нашем уезде пропадают дети, – начал было свещенник, но Матвей перебил его:

      – Не во всём уезде, а конкретно в Яжском краю. В уезде как раз-таки всё в порядке. Но есть у нас один лес и деревня рядом с ним, вот туда и оттуда они как раз и пропадают. Раньше пропадали… – добавил он неохотно, дёрнув плечом. – Сейчас уже и в близлежащих деревнях пропадать начали.

      – Детей воруют? – уточнил Морен.

      Матвей покачал головой.

      – Нет. Сами уходят. Или же их родители отправляют, за лучшей жизнью.

      – Что вы имеете в виду?

      – Поверье у них есть, у местных. Будто бы в том лесу живёт Бабушка Я’га – божество, хозяйка леса, хранительница мира мёртвых. Кого в деревни не спроси, все о ней знают. Мол, провожает она души в мир иной и не даёт им вредить живым. – Матвей поморщился и добавил: – Деревенские байки.

      – Причём же здесь дети?

      – Да при том, что когда-то давно, ещё в Сумеречные лета, детей отправляли в этот лес. Считалось, что милосерднее отдать их Я’ге в услужение, чем позволить им с голоду помирать. Дети, естественно, не возвращались – кого волки задрали, кого нечисть, а кто просто заблудился. Если зима была, так их смерть на холоде ждала, оно и понятно. Но что отцу да матери оставалось? У них ещё семеро таких по лавкам, а так на один рот меньше кормить. Считалось, что таких несчастных Я’га приглашала к себе, зажала за стол, кормила досыта… а потом отправляла дальше, в загробный мир. Вот такими сказками родители себя утешали.

      Я в Яг’у даже маленький не шибко-то верил, да случилась одна история… Девчонка Василиса, из тамошних – деревенских – ушла в лес и заблудилась. Родители её уж и похоронили, а она, глянь, из лесу выходит!