Очень храбрый человек. Луиза Пенни

ничего не могли сделать, реально, – сказал Камерон.

      – Реально?

      – Сэр? – откликнулся Камерон.

      – Вы сказали, что ничего не могли сделать… реально. – Гамаш выдержал паузу, чтобы его слова возымели действие. – Но кое-что вы все же сделали?

      Камерон помедлил, прежде чем ответить:

      – На прошлой неделе я встретил Карла в городе, отвел его в сторонку и предупредил.

      – Что вы ему сказали? – спросил Гамаш.

      – Я ему сказал вот что: я знаю, что он избивает жену, и если от нее поступит еще одна жалоба, то я выбью из него дурь.

      – Что-что? – переспросил Гамаш.

      А Клутье пробормотала:

      – Отлично.

      Гамаш встал и повернулся лицом к этому верзиле.

      Маленький кабинет как будто стал еще меньше. Атмосфера накалилась.

      – Ты не должен был так поступать, – сказала коммандер Флобер, поняв, что должна произнести какие-то слова, хотя в ее голосе не прозвучало упрека.

      – А что тут плохого? – спросил Камерон, обращаясь к Гамашу. – Он должен был знать.

      – Знать что? – спросил Гамаш. – Что копы с удостоверениями и оружием будут судьями и присяжными и сами будут выносить приговоры? Вы хотели, чтобы он знал, что избиение как наказание за избиение – это метод работы Квебекской полиции? Неужели вы хотели отказаться от всех нравственных основ общества?

      Гамаш говорил четко и медленно. Тщательно подбирая слова и глотая те, что сами рвались наружу. Но его гнев отчетливо проявлялся в его абсолютном спокойствии. И в каждом строго контролируемом слове.

      – Угроза насилия недопустима. Вы сотрудник Квебекской полиции, а не головорез. Вы задаете тон, создаете атмосферу. Вы ведете себя как образец, осознанно или бессознательно.

      – Я действовал из опасений за уязвимую женщину, беременную женщину и ее нерожденного ребенка. А не за все население Квебека.

      – Это одно и то же. Ни один гражданин не может чувствовать себя в безопасности в государстве, где полиция считает возможным избивать тех, кто ей не нравится. Берет закон в свои руки.

      – А вы ничего такого не делали? – спросил Камерон.

      – Агент Камерон! – осадила его коммандер Флобер.

      Но было поздно. Слова прозвучали, красная черта была пересечена.

      У Клутье отвисла челюсть, но она ничего не сказала, просто смотрела на двух мужчин, уставившихся друг на друга.

      – Делал, – ответил Гамаш. – И заплатил за это. Знал, что придется платить. И знал, что по справедливости должен заплатить. Вы, кажется, считаете, что вы абсолютно вправе угрожать побоями. И даже приводить угрозу в исполнение. И думаете, что такие дела сойдут вам с рук.

      У Камерона не нашлось возражений.

      – На каком этапе, по вашему мнению, угроза насилия уместна?

      – На том этапе, сэр, когда я понимаю, что закон не может защитить Вивьен Годен.

      – И вы так поступаете? Громоздите насилие на насилие?

      – Если бы вы видели ее…

      – Я видел вещи и похуже.

      Эта истина, ее ужас тяжелым грузом навалились на них в маленьком кабинете