Под одним солнцем. Рассказы, очерки и эссе. ПАВЕЛ ЧЕРКАШИН

как подменили! С громким обрадованным мяуканьем он мигом вспрыгнул Михеичу на колени, замурлыкал, захыркал, стал тереться усатой мордочкой в грудь старика, задрав трубой и распушив длинный хвост. Довольный своим «заклинанием» Михеич, широко улыбался и поглаживал мохнатого подлизу.

      В это время приглушённо стукнула калитка, и по двору захрустели торопливые шаги.

      – Ну, вот и дождались хозяйку, – заключил старик, ссаживая кота на пол.

      Отворилась дверь, и спиной вперёд вошла, по-бабьи кряхтя и взохивая, старуха, вместе с ней в прихожую ворвался большой белёсый клуб морозного воздуха.

      – А ты чего это впотьмах-то сидишь? Ни зги не видно! – быстро проговорила она, осторожно, но скоро поставив на стол ячейку яиц.

      – Свет у нас отключили. По всей улице. Только ты ушла и – сразу.

      – А-а, я и не заметила даже! Бежмя бежала, как ошалелая!

      – Чего ж так?

      – Чего! Крещенские ведь на дворе! Али забыл? Ресницы и те смерзаются. Шутка, что ли! А тут ещё покупку волоки. Ни закрыться толком, ни отворотиться.

      – Н-нда. В лютый холод всякий молод. Хорошо, хоть дошла. Не околела по дороге.

      – Типун тебе на язык! Всё бы подтрунивать!

      – Хе!

      – А накурил-то как, го-осподи! Хоть топор вешай!

      – А мне-то чё. Хочешь, дак вешай. Хе!

      – Дымит, дымит каждый день! Как паровоз!

      – Ла-адно, не бубни! Кота напугаешь.

      – Вас напугаешь. Как же!

      – Ну во-от, зате-еяла. Мы тут, понимаешь, ждём её с Васькой, как христово яичко, а она, погляди-ка, как расшумелась.

      У нас тут такая тишина была. Правда, Вась?.. Где ходила-то эко время?

      – А вот за яичками-то как раз и ходила. Аль не видишь?

      – На что? Чай не праздник. Крещенье-то уж прошло, сколь я знаю, а до Пасхи ещё, как до Москвы на телеге.

      Старуха, наконец, отдышалась, разделась, села напротив, у стола. Поглядела на мужа и вздохнула:

      – Ты у меня совсем со склерозом стал. Начисто всё забыл.

      – А что такое?

      – Что? Именины у тебя через четыре дни – вот что. А яйца я купила, чтобы постряпать чего-нибудь.

      – И то. Я и, правда, забыл. Постой, это сколько ж мне стукнет?

      – Семисят шесть. Ты же в десятом году родился.

      – Н-нда-а, память с дыркой стала, – с сожалением протянул Михеич.

      Старуха тут встала, ушла на кухню. Видимо, начала шарить по столу и тут же загремела в темноте, уронив что-то на пол. Старик заворчал.

      – Тебя лешак там водит! Сама расшибёшься и посуду всю перебьёшь!

      Старуха тихо, с досадой охала, потирала ушибленный локоть.

      – Чем ворчать-то, помог бы лучше, ирод!

      – Что-о такое!

      – Керосинка у нас где?

      – Под табуреткой у холодильника.

      – Нету.

      – Смотри лучше. Глаза-то разуй.

      – Да нету, что я, слепая, что ли!

      – Тогда за самим холодильником гляди. Нашла?

      – Нашла, нашла.

      – Неси сюды, спички у меня.

      Зажгли лампу. Освещённая комната стала родной и