Охота на охотника. Карина Демина

нужен жених не хуже.

      Вот только кому надобна невеста без дара? И Стешка понимает. И злится. И давится неспособностью своей эту злость обуздать.

      – На редкость несдержанное и неразумное поведение, – компаньонка говорит с легким акцентом, хотя и чисто, и Эля кивает. – Женщина, которая так себя ведет, не может рассчитывать на удачную партию. К счастью, внешность на самом деле решает мало…

      Дальше.

      Приезды Ветрицкого. Прогулки по полям. Букет из ромашек и колокольчиков. Разговоры…

      – Его императорское величество давно уж отошел от дел, – Ветрицкий говорит с ней как со взрослой. – Это печально, поскольку ныне судьба империи оказалась в руках людей недостойных… если вовсе людей.

      Она слушает.

      Бестолковая влюбленная девочка, готовая ради ласкового слова в омут кинуться. Она и кидается, пропитываясь духом этой нелюбви к короне.

      Ей кажется, что ей доверяют.

      Как же…

      – Ее императорское величество, если подумать, тоже не виновата… все же в природе своей она далека от человека. Более того, кое в чем они, несомненно, людей превосходят… – Ветрицкий в Арсиноре бывал часто, привозя из поездок подарки, причем не только для Элизы, и разговоры.

      Их Димитрий изучал особо тщательно, уже не испытывая ни брезгливости, ни угрызений совести, но лишь страх пропустить что-то и вправду важное.

      К примеру, легкое внушение.

      Да, девочка была менталистом, но юным, неопытным, что стоит слегка подтолкнуть такую в нужном направлении? Сделать чувства к Ветрицкому ярче, приглушив остальные.

      Пусть оживает лишь рядом с ним.

      Привыкает, что отныне весь мир ее – в нем лишь. А заодно…

      Ее явно готовили.

      К чему?

      К представлению? Она, как супруга наследника древнего рода, обязана была бы предстать пред императорскою четой. Кто ждет от наивной сельской девочки удара?

      Память сопротивляется.

      Она хранит свет, и любовь, и растреклятые колокольчики. Еще аистов, что выплясывали в гнезде и трещали, трещали, запрокинув головы.

      Первый робкий поцелуй.

      – Вы мое счастье, – говорит Ветрицкий, и Элиза задыхается от избытка эмоций.

      А Димитрия мутит от фальши.

      – Мне придется уехать, душа моя, – он целует бледные ручки. – Но скоро я вернусь, и, полагаю, мы сыграем эту чертову свадьбу… я больше не готов ждать.

      Это признание заставляет Элизу вспыхивать от стыда. И предвкушения. И сердце бьется часто-часто…

      – Слушайся Катарину, – велит Ветрицкий. – Она тебе дурного не посоветует…

      Он уехал и не вернулся.

      Хмурый папенька.

      Маменька в слезах и с платочком. Стешка, не скрывающая радости, и от этого втройне больно.

      – Мне жаль, – отец отводит глаза. – Это был несчастный случай…

      – Это было убийство, – Катарина слегка картавит. И говорит тихо, уверенно, и Лиза сразу верит ей.

      – Кто?

      – Стрежницкий.

      Имя незнакомо. Оно колючее,