Здесь мертвецы под сводом спят. Алан Брэдли

девочках, изо всех сил махавших в ответ и поднимавших ладони, видимо, прикрывая глаза от солнца.

      Фели и Даффи – в возрасте примерно семи и двух лет.

      Когда Харриет осторожно спустилась с крыла, я в первый раз увидела ее выступающий живот. Хотя он был частично скрыт ее летной амуницией, довольно легко было заметить, что она беременна.

      Эта выпуклость под ее брюками – это я!

      Как удивительно – одновременно присутствовать при этой сцене и не присутствовать, будто ассистент на шоу фокусника.

      Что я почувствовала? Замешательство? Гордость? Счастье?

      Ничего подобного. Лишь осознание горького факта, что Фели и Даффи разделили тот далекий солнечный день вместе с Харриет, а я нет.

      Теперь крупный кадр, как приближается отец, видимо, он вышел из дома. Он бросает застенчивый взгляд и чем-то поигрывает в кармане жилета, а потом улыбается в камеру. Эту сцену, по-видимому, снимала Харриет.

      Быстрая перемена места действия: теперь на заднем плане Фели и Даффи барахтаются, словно уточки, у берега декоративного озера, а отец и Харриет, которых снимает кто-то еще, устраивают пикник на ковре перед Причудой. Это сцена, которую я рассматривала в лаборатории.

      Они улыбаются друг другу. Он отворачивается, чтобы что-то достать из плетеной ивовой корзины, и в этот самый момент она становится смертельно серьезной, поворачивается к камере и произносит пару слов, артикулируя их с преувеличенной старательностью, как будто дает кому-то инструкции сквозь оконное стекло.

      Я оказалась застигнута врасплох. Что сказала Харриет?

      Вообще я первоклассный чтец по губам. Я обучилась этому искусству самостоятельно, сидя за завтраками и обедами и затыкая уши пальцами, а потом используя ту же технику в кино. Я сиживала на единственной в Бишоп-Лейси автобусной остановке, заткнув уши ватой («Доктор Дарби говорит, что у меня ужасная инфекция, миссис Белфилд») и расшифровывая разговоры ранних пташек, отправлявшихся за покупками на рынок в Мальден-Фенвике.

      Если только я не ошибаюсь, Харриет произносит: «Сэндвичи с фазаном».

      Сэндвичи с фазаном?

      Я остановила проектор, нажала кнопку перемотки и снова посмотрела эту сцену. Причуда и ковер. Харриет и отец.

      Она снова произносит эти слова.

      «Сэндвичи с фазаном».

      Она выговаривает слова так четко, что я почти слышу звук ее голоса.

      Но к кому она обращается? Она и отец явно перед камерой, а кто же за ней?

      Что за невидимый третий участник присутствовал на этом давнем пикнике?

      Мои возможности узнать ограничены. Фели и Даффи – Даффи уж точно – были слишком малы, чтобы помнить.

      И вряд ли я могу спросить у отца, не рассказав, что нашла и проявила забытую пленку.

      Я предоставлена сама себе.

      Как обычно.

      – Фели, – сказала я, остановив ее посреди второй части Патетической сонаты Бетховена, Andante cantabile.

      Когда Фели играет, любое вмешательство приводит ее в бешенство, что автоматически дает мне преимущество, пока