Мастер и маргинал. Кровью и кракелюром. Ксения TakifuguKs

двойную компенсацию. Вся та страшная катавасия с законом завершилась тем, что Джесси поклялся больше никогда не жаловаться.

      Лишь однажды, два года назад, в один жаром горящий, сентябрьский полдень, Джесси был празднично счастлив. Зачем-то, мальчишка вновь и вновь переосмысливал, прокручивал в голове загадочный образ незнакомца, необычные комплименты, слышимые им впервые в жизни, жалел и каялся, возвращая в памяти красочную картину, промелькнувшей на доли секунд, надежды. Гений из парка навязчиво последовал за сиротой. Это живое, живописное лицо с говорящей мимикой и завораживающими темными глазами не покидало Джесси даже по возвращению домой. Все мирское казалось наносным и незначительным, когда он думал: что будет через два года? Содержателям своего уголка бытового террора, монастыря унижений, мальчик, разумеется, ничего не рассказал, ибо то было чревато плачевными последствиями. В общем-то, они и наступили в скорости.

      Джесси бережно хранил визитку художника у сердца, пока кто-то не пожаловал в опекунский дом. После разговора с двумя неизвестными людьми, чем-то напоминающих типично киношных сыщиков, дядька организовал натуральное побоище:

      – Что ты учинил? Вонючий гаденыш! – Шенон Скуди всегда подкреплял махание кулаками и ремнем диким ором, тот раз не стал исключением.

      – С кем ты связался, недоносок? Отвечай!

      – Что? Ни с кем, клянусь!

      – С кем заговаривал в парке? Что за художник-то такой? Почему им интересуются власти? Отвечай немедленно, дурья башка!

      – Я не знаю! – вторил Джесси, – клянусь, я не знаю, кто он… просто прохожий…

      – Ах, ты, тупица неблагодарная! Мать твоя, шлюха проклятая, выродила такого!

      – Я не виноват! – вопил от боли воспитанник, – я никого не просил меня рожать… а усыновлять тем более…

      – Ах, ты, мерзкое отродье!

      Короче, крепко тогда досталось пареньку, улепетывающему по ночным тротуарам. Провести несколько суток под открытым небом, в картонных ночлежках, в абсолютном убожестве, грязи и бомжовой копоти неблагополучных окраин, оказалось совсем несладко. По правде, тогда он был в шаге от того, чтоб в малолетние преступники записаться.

      Единственной отрадой были заветные цифры, стоящие перед глазами. Семерки. Как в выигрышном лото. Джесси, отчего-то, ни на миг не сомневался – художник был гением. Исчезнувшим гением…

      Он не хотел докучать совершенно незнакомому мужчине. Но никого не знал, чтоб попросить помощи. Произвольное решение было непростительно глупым, и чужой холодный смех раздавался в сознании, когда Джесси нашел в кармане толстовки неиспользованный жетон. Тревожить занятого богатея своей недостойной персоной, пока еще не истек срок ожидания? Дергать плод еще недозревшей удачи?

      Увидев первую попавшуюся телефонную будку, Джесси в слезах забежал в кабинку, дрожащей рукой с окровавленными костяшками просунул жетон в щелку таксофона, набрав номер из семерок.

      Прошел