Святые Полуночники. Макс Бодягин

сердито оттирая сверкающие вилки белоснежным полотенцем. Кастор перегнулся через стойку, схватил его за запястье и встряхнул, привлекая к себе внимание: пульмон! Я вас умоляю, пока никому ни слова. Мне надо допросить Зосему, но если вы проболтаетесь о своих подозрениях, он исчезнет. Кане Тониане тут же спрячет его так, что никто не найдёт. А Кинней его попросту убьёт, если узнает. А это уже война. Кане Тониане привлечёт своих родственников и всё это будет иметь огромные последствия. Поклянитесь молчать, прошу вас!

      Вовремя вы это сказали, кан Кастор, хмуро буркнул Декка, протирая кружку и показывая подбородком на входные двери. Кромм развернулся и увидел, как несколько гоплитов распахивают их, вежливо придерживая створки и два его ночных знакомца, Номики и Мейтон, фактически вносят в зал седого, сухощавого, очень высокого мужчину, еле волокущего ноги от горя. Перейдя через порог, он оттолкнул сыновей в стороны и закричал: где она? Декка перемахнул через стойку и бросился ему в ноги. Невесть откуда взявшаяся Парвине тоже упала на колени рядом с мужем, обхватив ноги гостя и по-бабьи заголосила: простите, простите нас великий кан! Не уберегли! Не казните, только не казните нас! Мы не виноваты, кан Кинней, вторил ей Декка, совершенно обезумевший от ужаса.

      Номики и Мейтон кое-как подняли пульмона с женой на ноги и младший холодно спросил Декку, глядя ему прямо в глаза: где она? Тот молча показал рукой на стол. Кан Кастор подошёл к Киннею, чтобы, наконец, поздороваться, но тот прошёл мимо него, не видя ничего, кроме страшной бурой тряпки, укрывавшей тело убитой кане Хеккубе. Он сделал несколько шагов, потом побежал, споткнулся, подвернул ногу, упал на четвереньки, поднялся, протянул руку к импровизированному покрывалу и замер. Его скрюченные пальцы зависли в воздухе и сильно затряслись. Мейтон, просипел кан Кинней: я не могу. Я не могу сделать этого сам. Помоги мне, мальчик.

      Мейтон подошёл и медленно приподнял скатерть. Святые Полуночники, за что, закричал Кинней словно раненый, его ноги подкосились, кан упал на труп жены и затрясся в рыданиях. Декка с женой снова опустились на колени и уронили головы, отрешённо глядя перед собой в пол. Кромм заметил, как пульмон кусал губы, чтобы не выплюнуть имя подозреваемого и сдержать слово, данное Кастору.

      Кромм чувствовал, как его бросает в жар от выпитого на старые дрожжи. Звуки стали слегка глохнуть, зрение становилось туннельным, очертания предметов понемногу размазались. Ему надоело смотреть как несчастный Кинней ревёт белугой, нестарый ещё мужик с длинной седой косой, кричит так, будто ему яйца отрывают. Ну, жалко, девку, конечно, очень жалко. А кого не жалко? Всех жалко. Кромм не заметил, что начал бормотать вслух, выбираясь из-за стола и направляясь наружу. Два раза его сильно шатнуло, но гоплиты, стоявшие караулом возле дверей «Нимфеи» вовремя подхватили его под мышки и поставили на ноги. Кромм отсалютовал им, не обращая внимания на их откровенно презрительные усмешки, доковылял