Душа перед Богом. Евгений Поселянин

жизни стоящее есть в его безглагольной речи. И кажется, что, когда не будет ни Кремля, ни Москвы, ни России, ни мира больше самого уж не будет, – все же будет старый московский Иван Великий и споет в заветный час заветную песнь о воскресшем Христе.

      И вот Он слетел на землю, воскресший Христос, в белых одеждах, с белым знаменем в руках, и на знамени слова любви и прощенья…

      Есть в одном из верхних приделов Киевского Князе-Владимирского собора великолепная картина Нестерова «Воскресение». Христос стоит с белым знаменем в руках, а перед Ним бесчисленные расцветшие лилии.

      О, как всё бело теперь, как чисто на земле, какой чудный мир сменил прежний раздор между небом и землей!

      А в переполненных церквах народ, что не пошел за крестными ходами, тоже заслышал звон, и вся душа прильнула к воскресшему Христу.

      Вот запертые двери растворились, и громкое пение как бы посланников неба ворвалось смело, охватывающе в церковь.

      Слова, от которых с детских лет и трепещет, и сладко замирает сердце, простые, вечные слова: «Христос воскресе из мертвых!..»

      И они раздались и упали, как первые весенние цветы, как сноп животворных лучей на народную душу. Не наслушаться их!.. Так громче их, чаще: еще и еще…

      Но вот приближаются заветные минуты. Громкие, раскатистые напевы уступают место тихой, медленной, задумчивой песни.

      «Плотию уснув, яко мертв, Царю и Господи, тридневен воскресл еси, Адама воздвиг от тли и упразднив смерть:

      Пасха нетления, мира спасение!»

      Трудно передать то, как захватывают эти слова, когда под пасхальные напевы задумаешься о тайне Воскресения.

      «Плотию уснув, яко мертв, Царю и Господи», – звучит, как отголосок таинственного сна. «Тридневен воскресл еси», – раздается сильнее, как напор жизни, пробивающийся сквозь кору смерти. И звуки растут как всеобъемлющее торжество жизни: «Адама воздвиг от тли и упразднив смерть». И победоносно, как бы прорезывая воздух, медленно-ровно взвиваются кверху, к куполу заключительные слова: «Пасха нетления, мира спасение!»… И оттуда, сверху, падают на толпу.

      Я не могу забыть, когда слышу эти слова рассказа одного очевидца про знаменитого подвижника и тайновидца архиепископа Антония Воронежского. Он стоял в алтаре во время пасхальной заутрени, и когда запели «Плотию уснув», архиепископ, вдохновенно предстоявший пред престолом, вдруг изменился. Казалось, плоть в нем разом истончилась, почти упразднилась: остался один дух в почти прозрачной оболочке…

      А потом, когда затихнет эта таинственная песнь и ваше сердце, утомленное столькими впечатлениями, радо бы отдохнуть на этой тихой тайне, – снова могучая волна схватывает его и бьет его живее. Запели «Пасху» – те заветные слова заветного распева, которых иикогда не наслушается тепло и просто верующий человек: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его: Пасха священная нам днесь показася».

      Тут словно заключена вся радость праздника, и вы слушаете счастливые, умиленные… И когда настанут, наконец,