Попрыгунья. Избранное. Антон Чехов

стол, валялись десяти- и пятирублевки, только что полученные от пациенток. Тут же лежали, в строгом порядке, инструменты, машинки, трубки – все крайне непонятное, крайне «ученое» для Маруси. Это и кабинет с роскошной обстановкой, все вместе взятое, дополняли величественную картину. Маруся затворила за собою дверь и остановилась… Топорков указал рукой на кресло. Моя героиня тихо подошла к креслу и села. Топорков величественно покачнулся, сел на другое кресло, vis-a-vis[3], и впился своими вопросительными глазами в лицо Маруси.

      «Он не узнал меня! – подумала Маруся. – Иначе бы он не молчал… Боже мой, зачем он молчит? Ну, как мне начать?»

      – Ну-с? – промычал Топорков.

      – Кашель, – прошептала Маруся и, как бы в подтверждение своих слов, два раза кашлянула.

      – Давно?

      – Два месяца уж есть… По ночам больше.

      – Угм… Лихорадка?

      – Нет, лихорадки, кажется, нет…

      – Вы лечились, кажется, у меня? Что у вас было раньше?

      – Воспаление легких.

      – Угм… Да, помню… Вы, кажется, Приклонская?

      – Да… У меня и брат тогда же был нездоров.

      – Будете принимать этот порошок… перед сном… избегать простуды…

      Топорков быстро написал рецепт, поднялся и принял прежнюю позу. Маруся тоже поднялась.

      – Больше ничего?

      – Ничего.

      Топорков уставил на нее глаза. Глядел он на нее и на дверь. Ему было некогда, и он ждал, что она уйдет. А она стояла и глядела на него, любовалась и ждала, что он скажет ей что-нибудь. Как он был хорош! Прошла минута в молчании. Наконец она встрепенулась, прочла на его губах зевок и в глазах ожидание, подала ему трехрублевку и повернула к двери. Доктор бросил деньги на стол и запер за ней дверь.

      Идя от доктора домой, Маруся страшно злилась:

      «Ну, отчего я не поговорила с ним? Отчего? Трусиха я, вот что! Глупо как-то все вышло… Только обеспокоила. Зачем я держала эти подлые деньги в руках, точно напоказ? Деньги – это такая щекотливая вещь… Храни Бог! Обидеть можно человека! Нужно платить так, чтоб незаметно это было. Ну, зачем я молчала?.. Он рассказал бы мне, объяснил… Видно было бы, для чего сваха приходила…»

      Придя домой, Маруся легла в постель и спрятала голову под подушку, что она делала всегда, когда была возбуждена. Но не удалось ей успокоиться. В ее комнату вошел Егорушка и начал шагать из угла в угол, стуча и скрипя своими сапогами.

      Лицо его было таинственно…

      – Чего тебе? – спросила Маруся.

      – А-а-а… А я думал, что ты спишь, не хотел беспокоить. Я хочу тебе кое-что сообщить… очень приятное. Калерия Ивановна хочет у нас жить. Я ее упросил.

      – Это невозможно! C'est impossible![4] Кого ты просил?

      – Отчего же невозможно? Она очень хорошая… Помогать тебе в хозяйстве будет. Мы ее в угольную комнату поместим.

      – В угольной maman умерла! Это невозможно!

      Маруся задвигалась, затряслась, точно ее укололи. Красные пятна выступили на ее щеках.

      – Это

3

напротив (франц.).

4

Это невозможно! (франц.)