Малахов курган. Сергей Тимофеевич Григорьев

прыгнуть, и закричала:

      – Ах ты, бесстыжий! В доме три невесты на выданье, а он за младшей бегает!

      – Про меня, маменька, не говорите, – отозвалась Хоня, – я сестрам не помеха.

      Погребенко посмотрел на Хоню, взглядом умоляя помочь ему.

      Наташа, не обращая внимания на то, что делалось около нее, перебирала коклюшки.

      Веня, войдя в комнату вслед за Погребенко, дрожал от холода и восторга, следя за этой сценой. Он то садился на скамью и оставлял на ней мокрое пятно, то обегал вокруг матери, хватая Маринку за платье, то кивал Погребенко, указывая ему, где надо искать Маринку, то кидался к Наташе и нашептывал ей на ухо, давясь от смеха:

      – Вот чудак! Никак не догадается, где Маринка! А она ведь за маменькой…

      – Да ну? – шепотом ответила брату Наташа, не поднимая от работы головы. – Ты поди ее толкни.

      Веня кинулся к матери и толкнул Маринку.

      – Вот она где! Погребенко, держи ее!

      Марина обхватила мать по поясу руками.

      – Ступай, сударь! – отпихнув Веню рукой, крикнула Анна. – У Марины еще и приданое не накладено. Скрыня у ней пустая!

      Маринка толкала мать в спину, но Погребенко, улыбаясь, держал руки по швам, будто вытянулся перед командиром на борту корабля, и не хотел отступать ни на пядь[55].

      Веня крикнул ему:

      – Верно: у ней пусто! Вон гляди!

      Веня бросился к Маринкиной скрыне, поднял ее за ручку, стукнул колесцами об пол и толкнул – скрыня покатилась по полу. Марина за спиной матери звонко захохотала.

      Лицо Погребенко вспыхнуло солнцем от ее смеха.

      Хоня, ласково светя глазами, вздохнув, тихо сказала:

      – Он ее и без сундуков возьмет. Счастливая моя Маринушка!

      – Правильно сказать изволили, Февронья Андреевна, – серьезно подтвердил Погребенко, – не в сундуках счастье.

      – Видать, моя младшенькая из всех четырех дороже… – вздохнув, молвила Анна и с грустью прибавила: – Ты у меня, Алексей Иванович, стало быть, самое дорогое хочешь взять? Не отдам!

      – Не отдадите – сам возьму!

      Погребенко побледнел, глаза его гневно сверкнули.

      Марина, смеясь, выглянула из-под мышки матери, как цыпленок высовывает голову из-под крыльев клуши. Она, сияя, смотрела в лицо комендора и так тихо, что почти сама не слыхала, шептала:

      – Приходите нынче вечером на музыку на бульвар!

      – Бывайте здоровы! Прощайте, Марина Андреевна…

      Погребенко попятился к двери и исчез за ней.

      – О-ох! – вздохнула Анна Степановна. – Одного только Мокроусенко недостает… Ах!

      Глава вторая

      Бомба

      Анна всплеснула руками. Не успела затвориться дверь за Погребенко, как снова тихо приотворилась, и в комнату просунулась голова Мокроусенко.

      – Чи можно, чи нельзя? – спросил Мокроусенко, хитро прищуриваясь.

      Веня схватил дверь за скобу и потянул к себе, стараясь придавить шею Мокроусенко.

      – От як? – удивился Мокроусенко. – То-то мне Погребенко сказав, що лучше б… – И он запел приятным голосом:

      Лучше

55

Пядь – старая русская мера длины, равная 17,78 см. В современном русском языке встречается в переносном смысле – «пядь земли», «ни пяди».