В дебрях Центральной Азии (записки кладоискателя). Владимир Обручев

были у самой русской границы, но сейчас же повернули вправо и вверх по долине небольшого ручья стали подниматься на горы Тепке, которые соединяют Коджур с Сауром. Здесь на лужайке остановились ночевать. Разбили палатку, развели огонь. Лобсын выбрал это место потому, что увидел рядом оставленную зимовку, вокруг которой была огорожена площадка с хорошей травой. Там можно было оставить на ночь лошадей, не опасаясь, что они уйдут. Палатка была поставлена возле изгороди, и собачка Лобсына могла сторожить и нас, и лошадей.

      На следующий день мы поднялись на горы Тепке, которые отделяют впадину реки Шаганоба от обширной долины реки Хобук. С перевала на западе мы увидели вершины Коджура, покрытые снегом, через которые проглядывали крупные глыбы. Судя по этому, Коджур возвышался над Уркашаром и Тарбагатаем, на которых снег уже исчез.

      С перевала мы спустились в широкую долину Кобу, которая отделяет высокий Саур от хребта Семистай, составляющего продолжение Уркашара.

      Слева, подобно тёмной ровной стене, тянулся Саур; его склон кое-где рассекали глубокие ущелья, а выше среди пелены облаков белели острые вершины, сплошь покрытые снегом. Я долго любовался ими, вспоминая Алтай и его вечноснеговые вершины, и спросил Лобсына, остаётся ли снег на них всё лето.

      – Круглый год лежит! Потому и горы называются Мустау, т. е. снеговые. Эти семь вершин высоко поднимаются над Сауром.

      Из первого ущелья в стене Саура выходила и тянулась далеко в долину Кобу узкая лента леса, которая кончалась у какого-то белого здания.

      – Это что за дом здесь? – спросил я.

      – Кумирня Матеня называется. Но при ней монастыря нет. В начале весны сюда приезжают ламы из нашего монастыря и служат молебствие о хороших кормах и благополучии скота по всей долине. Долина Кобу – моя родина, здесь киргизов нет, живут только калмыки. Там дальше под Сауром монастырь, в котором я учился, и ставка нашего князя Хобук-бейсе.

      Меня удивила лента леса, тянувшаяся из ущелья Саура до кумирни Матени в долине Кобу, где леса больше нигде не было видно. Я спросил Лобсына, какой это лес.

      – Лиственница, она по всему Сауру растёт.

      – Как на Алтае! – вспомнил я.

      – А здесь это последние деревья лиственницы. В Тарбагатае, который подходит близко к Сауру, лиственницы нет, растёт только казачий можжевельник; то же в Коджуре и Уркашаре, а в Барлыке лес хороший, но только еловый.

      Позже консул подтвердил, что лиственница перебрасывается из Алтая на юг через широкую долину Чёрного Иртыша и образует леса в Сауре, оканчиваясь у кумирни Матени в долине Кобу, а тянь-шанская голубая ель от Тянь-Шаня распространяется на север в Джунгарский Алатау и Барлык, но не дальше. В промежутке между Сауром и Барлыком в горах нет ни лиственницы, ни ели, а встречаются казачий можжевельник и немного берёзы, осины и вербы.

      Вид из долины Кобу на юг был интереснее. Хребет Семистай тянулся здесь, как высокая зубчатая полуразрушенная стена. Острые вершины