Грехи царя Омара. Шахразада

что этот громоподобный звук будет слышен во всем городе.

      – О Аллах, подружка, вот наконец и ты!

      – Я, госпожа, – с поклоном ответила девушка.

      – Ты принесла? Ты не обманула меня?

      – О нет, великая царица…

      Вот сейчас все и решится, поняла Амани. Если Хаят будет настаивать, следует дать ей снадобье. Если откажется, значит, Аллах помиловал разум и душу царицы. А ей, скромной дочери визиря, останется только смотреть издали на своего любимого, великого царя Омара.

      – Что значит «нет»?! – Обычно спокойный голос царицы сейчас возвысился до визга, а лицо исказилось, как у капризного ребенка, у которого отобрали долгожданный подарок.

      – Да помилует меня великая царица, я сказала «нет», отвечая на твой последний вопрос. Я не обманула тебя. Вот оно…

      И Амани раскрыла ладонь. Грани синего стекла в свете одинокой свечи заиграли суровыми холодными красками.

      – О Аллах, дай же мне его побыстрее! Мой маленький сыночек, мой Темир, плачет уже так громко, что его голос может не услышать только глухой! Да не медли! Вот чаша!

      Чаша показалась Амани подобной бассейну на церемониальном дворе. Огромной и глубокой.

      «О Аллах милосердный, прости мне мое деяние. Я же делаю лишь то, что мне приказала сама царица…»

      И с этой мыслью Амани до краев наполнила чашу. Во флаконе оставалось еще немного зелья, и девушка поспешила спрятать его в тот же кошель на поясе.

      А царица приникла к напитку, что пах цветами, похожему на расплавленный дымчатый топаз. Один глоток, другой, третий… Наконец чаша была опустошена, а Хаят, словно сразу ощутив облегчение, откинулась на подушки. Подняла на Амани счастливые глаза и прошептала:

      – Благодарю тебя, подружка!.. Скоро я увижу тебя, мой малыш. Уже очень скоро, потерпи… Мама торопится к тебе…

      Глаза Хаят закрылись, а рука, крепко сжимавшая край покрывала, наконец расслабилась. Слабая улыбка еще несколько мгновений играла на ее губах, но потом лицо разгладилось и какое-то неземное спокойствие наконец отразилось на нем.

      И только сейчас Амани поняла, что вот так смогла расчистить себе дорогу к трону. Да, стоило признаться самой себе, что она только что отравила царицу и надеется занять ее место подле Омара, великого царя и великого сластолюбца. И, осознав это в полной мере, пришла дочь визиря в такой ужас, что мир перед ее глазами заволокла черная пелена.

      «О Аллах милосердный и всемилостивый, никогда не простишь ты мне этого деяния…» И слезы хлынули из глаз Амани, горячие, жгучие слезы раскаяния. Сердце ее разрывалось, но где-то в глубине души ожила уже искра надежды – теперь наконец все изменится. И скоро не она будет исполнять чьи-то прихоти, а ее желание станет вершить судьбы… пусть не всего мира, но целой страны Ал-Лат.

      Вот потому и вышла Амани из опочивальни царицы с высоко поднятой головой. Пусть слезы еще не высохли на ее ресницах, пусть совесть была отягощена страшной тайной, но плечи уже гордо распрямились, а взгляд перестал быть взглядом робкой