Летнее утро, летняя ночь (сборник). Рэй Брэдбери

потому.

      – То есть как?

      – Жаль вас огорчать, – с усмешкой прошелестела бабушка и язвительно покачала усохшей головой, – но пока вы, милые мои, раздумывали, как бы выдать Марианну замуж, я с нее глаз не спускала. Семь дней кряду этот юнец подкатывал на машине и гудел под окнами. Видно, артист или фокусник, не иначе.

      – Как это? – не понял отец.

      – Да вот так, – сказала бабушка. – То он молодой блондин, то долговязый брюнет, в среду – щеголь с темными усиками, в четверг – рыжий и кудрявый, в пятницу – коротышка, да еще подкатил на стареньком «шевроле», а не на «форде».

      Мать с отцом остолбенели, будто каждый получил молотком в область левого уха.

      Наконец отец, побагровев, закричал:

      – На что ты намекаешь? Ты, женщина, спокойно смотрела, как эти негодяи… и у тебя…

      – А что ж ты сам отсиживался? – огрызнулась бабушка. – Тебе лишь бы тишь да гладь. Кабы вышел на свет божий – увидел бы своими глазами, вот как я. Только я помалкивала. Пусть перебесится. Сейчас у нее время такое. Каждая женщина должна через это пройти. Бывает тяжко, но от этого еще никто не умирал. Новый молодой человек каждый день – что может быть лучше, если девушке не хватает уверенности!

      – Ах ты… Ты, ты, ты, ты! – Отец задохнулся, у него бешено засверкали глаза и надулась шея, грозя разорвать воротник.

      Он бессильно откинулся назад. Мама онемела.

      – Всем доброе утро! – Марианна сбежала по ступенькам и плюхнулась на стул.

      Отец просверлил ее взглядом.

      – Это все ты, ты, ты, ты, ты, – твердил он бабушке.

      «Сейчас заору и побегу по улице, – думал, как безумный, отец, – разобью стекло пожарной сигнализации, рвану вниз рычаг, и пусть примчатся пожарные машины с брандспойтами. А когда повалит снег – по весне такое не редкость, – выставлю Марианну на мороз: пусть остынет».

      Но он не сделал ни первого, ни второго. Для того времени года, на какое указывал настенный календарь, в столовой было слишком жарко, и все перекочевали на открытую веранду, где прохладнее, а Марианна осталась сидеть над стаканом апельсинового сока.

      Все лето в одну ночь

      1950

      – Большой вымахал, не поднять! – Дед подбросил его к сверкающей люстре.

      Сидевшие за столом постояльцы расхохотались, не выпуская из рук вилки и ножи. Десятилетний Дуг был пойман в воздухе и усажен на стул; бабушка налила ему поварешку обжигающего супа. Сухарики, если надкусить, хрустели, как снег. Кристаллы соли играли не хуже бриллиантов. А в дальнем конце стола, опустив, по обыкновению, взгляд серых глаз на свои руки, которые помешивали ложечкой кофе или отламывали кусочек имбирного печенья, чтобы положить на него чуть-чуть масла, примостилась мисс Леонора Уэлкс, с кем мужчины никогда не сидели на садовых качелях и не ходили летними ночами гулять в городской овраг. Мисс Леоноре оставалось только провожать взглядом из окна летний дрейф парочек по темным тротуарам, а у Дуга от этого сжималось сердце.

      – Здрасьте, мисс Леонора, – обратился он к ней.

      – Здравствуй,