Летнее утро, летняя ночь (сборник). Рэй Брэдбери

близко и со вздохом повторил:

      – Марианна.

      – В ресторанчике у реки мы ели омаров.

      – Омары – понятное дело, но мы не хотим, чтобы ты переутомлялась, выбивалась из сил. Когда-нибудь – вот прямо завтра – останься дома, помоги тете Мэт подрубать салфеточки.

      – Да, сэр. – Как во сне, она плыла по комнате, расправив крылья.

      – Ты слышала, что тебе сказано? – вышел из себя отец.

      – Да, – шепнула она. – О да. – И снова, не открывая глаз: – Да-да.

      А потом под шуршанье юбок добавила:

      – Дядюшка. – И запрокинула голову, раскачиваясь из стороны в сторону.

      – Так ты поможешь тете? – прокричал отец.

      – …подрубать салфеточки, – промурлыкала она.

      – Вот так-то! – Вернувшись в кухню, отец присел на стул и подобрал с пола газету. – Не кто-нибудь, а я поставил ее на место!

* * *

      Тем не менее на следующее утро, не успев спустить ноги с кровати, он услышал оглушительные вопли автомобильного гудка, под которые Марианна сбежала вниз, на пару секунд задержалась в столовой, бросила что-то в рот, помедлила у дверей ванной, пока соображала, вырвет ее или нет, а потом хлопнула входной дверью – и колымага задребезжала по мостовой, унося вдаль фальшиво распевающую парочку.

      Отец обхватил голову руками.

      – С салфеточками надули-с, – пробормотал он.

      – Ты о чем? – спросила мама.

      – «Дулиз», – ответил отец. – Загляну-ка я в «Дулиз» с утра пораньше.

      – «Дулиз» только в десять открывается.

      – Тогда еще полежу, – решил отец и смежил веки.

      Весь вечер и еще семь безумных вечеров подвесная скамья на открытой веранде выводила свою скрипучую песню: туда-сюда, туда-сюда. Гостиную оккупировал отец: видно было, как он с мстительным удовольствием затягивался десятицентовой сигарой и вишневый огонек освещал его неизбывно-трагическое лицо. А на веранде мерно поскрипывала подвесная скамья. Отец ждал очередного скрипа. Снаружи до его слуха доносились какие-то шепоты, словно трепыханье ночной бабочки, приглушенные хохотки и милые незначащие словечки, предназначенные для нежных ушек.

      – У меня на веранде, – выдавил отец. – На моей скамье, – шепнул он своей сигаре, глядя на огонек. – В моем доме. – Он дождался следующего скрипа. – Боже мой.

      Сходив в чулан, он появился на темной веранде с поблескивающей масленкой в руках.

      – Ничего-ничего. Вставать не обязательно. Я не помешаю. Вот только здесь и еще тут.

      Он смазал скрипучие соединения. Тьма была – хоть выколи глаза. Марианну он не видел, только чувствовал ее запах. От аромата ее духов он чуть не свалился в розовые кусты. Не видел он и ее кавалера.

      – Спокойной ночи, – выговорил он.

      Вернувшись в дом, он уселся в гостиной: скрипа как не бывало. До его слуха доносился только стук сердца Марианны; а может, это был трепет крыльев ночной бабочки.

      – По всей видимости, приличный молодой человек, – сказала мама, появившись на пороге с кухонным полотенцем и вымытой тарелкой в руках.

      – Надеюсь, – шепотом ответил отец. – Иначе