Про Н., Костю Иночкина и Ностальжи. Приключения в жизни будничной и вечной. Священник Сергий Круглов

* *

      – Вы знаете, молодой человек, – сказал Чехов, по старой докторской привычке он всех пациентов называл молодыми человеками, – роман, доложу я вам, умирает. Или уже умер.

      – Почему это? – спросил Н.

      – Потому что краткость – сестра таланта, – весомо изрек Чехов и облокотился на столик по-старинному, как на фототипическом портрете в своем собрании сочинений: локоть утвердив в столешницу, указательный палец уперев в скулу, большой – под челюсть в бородку, средним как бы прикрыл губы, а прочие слегка подобрал.

      – То есть, Антон Павлович, вы хотите сказать, что этот самый брат краткости, словно некий маньяк, излавливает романы, оглушает, тащит в подвал, там окончательно их убивает, расчленяет и, сояя растерзанное по-иному, составляет из них книгу афоризмов? – не сдавался Н. – Из большой художественной правды настригает бессвязную кучу блестящих, хлестких, маленьких враньев?

      Чехов поправил пенсне и, озадаченный таким поворотом разговора, молчал.

* * *

      Ностальжи побежала на срочную работу, а Н. попросила погулять с Лялей.

      Н. вел ребенка за руку и рассеянно думал о том, что в начале ХХ века русские газеты писали о детских садах и о рабочих матерях как о национальном позоре.

      – Мороженое купи, – приказала Ляля.

      Н. выскреб из кармана мелочь.

      – Тебе какое?

      – Мне магнум голд! Потому что я Пинки Пай!

      – «Лошадь наденет галоши поплоше»… А может, ты лучше будешь Сумеречная Искорка?

      – Сам ты Искорка!! Покупай магнум!!

      – Мм… может, вон то, плодово-ягодное?.. А то у меня на сигареты не остается…

      – А я на тебя тогда пожалуюсь в опенки!!

      – В опенки!.. – передразнил Н. – Сопля, говорить научись… Не в опенки, а в опеку.

      – Купи! Все лучшее детям, все худшее взрослым, так мама говорит!

      Ляля ела мороженое, наступала в солнечные пятна бульварной плитки, стараясь не наступать на пограничные линии, и гулко и немелодично визжала с закрытым липким ртом:

      Вы – пироги мои свежие!

      Объятья нежные!

      Друзья! Навеки мы – друзья!

      Поддержим мы всегда

      Друзей стремления!

      И ясно всем: то, что нужно нам,

                              есть прямо здесь,

      Ведь команда мы!!

      В кармане зазвонил телефон.

      – Привет, ну как вы там? – спросила Ностальжи.

      – Сладок кус недоедала, – мрачно ответил Н.

      – Что?! Тебя не слышно! Вы в порядке?

      – Да в порядке, в порядке. Педолатрия форева, – сказал Н. и отключился. Подумав, потыкал кнопки и переключил телефон в режим «абонент умер».

* * *

      – Как у тебя? – спросил Н. у Ностальжи.

      – Да никак, – с сердцем отвечала она. – Все так же… Достали хозяева. Надо новое жилье искать. Зайдем вон в тот храм?

      – Зачем? – удивился Н.

      – Там икона Спиридона Тримифунтского, с мощами. Он с жильем помогает.

      Они зашли. После звенящей уличной жары в храме стояла звенящая же прохлада. Службы не было,