Быть войне! Русы против гуннов. Максим Кисляков

опустился на траву, кряхтит, зад приминает траву, не может нащупать место поудобнее. Йошт устроился рядом, взгляд продолжает рассматривать фигуру старца.

      – Старость… – виновато разводит руками лесной житель.

      – Какой же вы старый? Вон мышцы какие, воеводы позавидуют.

      Венед не льстит – простая льняная рубаха едва по швам не расходится от упругих мускулов, разлохмаченные кисточки свисают с широкого желтого пояса, рядом пристроилась чаша в виде турьего рога. Старик сильно напоминает богатыря, только миниатюрного.

      – Перестань! – он отмахнулся. – Мне лет ого-го!

      – Гм, это сколько?

      – Треполь – мой ровесник.

      – Такой молодой? А я думал, ему больше…

      – Ему тысячи лет.

      – Ого! Разве столько живут?

      – Некоторые и побольше моего. Я на покой пока не собираюсь, а сколько лет впереди – мне неведомо… Это от людей зависит.

      – Как это?

      – Понимаешь, раньше ко мне часто хаживали и волхвы, и князья, и простой люд. – Неуверенно отвечает старец, смотрит куда-то под ноги. – Но сейчас больше травников встречаю. Наверное, и они скоро перестанут ко мне заглядывать – град бойко торгует, богатеет, ни к чему становится святая роща, а она без людей умрет. Тогда загибну и я…

      Старец задумчиво смотрит ввысь, поглаживает бороду. Потом резко повернулся к Йошту.

      – Что-то я щебечу, аки соловей, совсем позабыл, что гостя накормить – первейшее дело! – Старик игриво подмигнул. – Отведаешь чего?

      Йошт вдруг вспомнил, что страшно хочет есть, живот свело до рези в боку.

      – Не откажусь…

      Старец долго роется в кармане штанов, тяжело посапывает, наконец что-то достает. Йошт с удивлением разглядывает в протянутой ладони крохотный берестяной кулек. Йошт осторожно принял из рук старика малютку, но тут же выронил – кулек оказался немыслимо тяжелым. Он упал, чвыркнул, содрогнулся и стал раскрываться, будто половозрелый цветок.

      Венед вскинул брови, оторопело рассматривает, как берестяная кроха разрастается до размера огромной скатерти, а на ней уже готовые кушанья. От яств разбегаются глаза: глубокие миски гречневой каши с мясом, запеченные рыбины, заливной язык, горка сладкой репы в масле, корзинки с овощами и фруктами, грибы в сметане. И много пустых тарелок.

      – Перестарался малость… – задумчиво произносит старик, потом оживился, щелкнул пальцем: – Исправим!

      Он хлопнул в ладоши и со скатерки исчезли лишние миски, чаши, зато выросли глиняные кувшины, внутри играет белый напиток.

      – Это сурья, она вкусная. – Старик отпил глоток, довольно крякнул: – Уф! Бодрит!

      Йошт подхватил кувшин, нюхает, жадно приложился. Кисло-сладкое питье щемящей волной прокатилось по телу. Венед оторвался от сосуда, зажмурился от удовольствия, отпил еще.

      – Эй, много-то не пей на пустое брюхо! Быстро захмелеешь.

      Йошт отставил кувшин в сторону. В нос ударил мясной дух, сладковатый аромат гречихи, во рту скопилась слюна, едва не капает на землю,