Девочка из города (сборник). Любовь Воронкова

она на Валентинку: может, и Валентинка ей тоже снится?

      Девочки уселись возле чугуна с картошкой. Над чугуном поднимался горячий пар.

      – Мамка, гляди-ка! – шепнула Таиска, показывая на Грушу.

      Груша в полусне вместо ножа взяла ложку и водила ею по картошине. Мать и Таиска громко рассмеялись.

      Груша очнулась, бросила ложку и сказала:

      – Тогда пусть и Валентинка встает картошку чистить. Старшие чистят, а она нет?

      – Вставай, дочка, пора! – сказала мать.

      Валентинка с сожалением вылезла из-под тулупа. Она умылась над кадкой и тоже подошла к чугуну.

      Как чудно! Чужая женщина зовет ее дочкой. Значит, и Валентинка должна называть ее мамой?

      Валентинка чистила горячую картошку, обжигала пальцы, а сама то и дело взглядывала на хозяйку. Худенькая женщина с гладкими светло-русыми волосами. На лбу у нее три морщинки. Сквозь рыжеватые ресницы весело поглядывают яркие синие глаза. Может быть, она добрая… Только совсем, совсем не похожа она на молодую черноволосую Валентинкину маму.

      «Мама! Мамочка!..»

      Страшный суд

      Таиске попадает от матери

      Дверь хлопнула. Кто-то вошел в избу. Валентинка оглянулась и чуть не уронила картошину. Лохматый старик, который пригрезился ей вчера, стоял у порога и снимал полушубок.

      – Кто это? – прошептала она.

      – Это наш дедушка, – ответила Таиска. – Отцов отец.

      Какие густые белые у него кудри! И какие косматые брови, даже глаз не видно!

      Вот таким стариком пугали Валентинку, когда она была совсем маленькая: «Если будешь плакать, придет старик с мешком и заберет тебя!» Теперь она будет жить у этого старика в доме и называть его дедушкой. А он, как видно, сердитый…

      Мать поставила на стол блюдо картошки со шкварками.

      Романок почувствовал вкусный запах и поднял вихрастую голову:

      – Ишь какие! Сами едят, а меня не зовут!

      – Спать-то и не евши можно, – ответил дед.

      Но Романок уже соскочил с печки.

      Валентинка не знала, куда ей садиться.

      – Садись к окошку! – шепнула ей Таиска.

      Валентинка села. Это было самое удобное место: и никто не толкает, и можно в проталинку заглядывать на улицу.

      – Мамка! – вдруг закричала Груша. – Ну посмотри, она на мое место села!

      – Ну и что ж! – ответила мать. – Пусть сидит.

      – Нет, не пусть! Я всегда там сижу! Уходи оттуда, постарше тебя есть!

      Валентинка молча встала. Но когда она хотела сесть на табуретку, которая стояла рядом, Романок закрыл ее руками:

      – Не садись! Это я принес!

      – Иди сюда, – сказала мать Валентинке, – садись рядом со мной. Да руки-то, не стесняйся, протягивай. Бояться тебе некого, ты теперь здесь не чужая.

      Валентинка ждала, когда ей дадут тарелку. Но никаких тарелок не подали на стол, а все ели прямо из большой миски. Ложки у нее тоже не оказалось. Она сидела молча, положив руки на колени, и не знала,