Я и Она. Исповедь человека, который не переставал ждать. Николас Монтемарано

вытираю насухо пол в том месте, где сидела Сэм. Ральф потягивается, пока я протираю вокруг нее.

      – Я мог бы топнуть ногой прямо перед ее носом, и она бы ухом не повела. Мне это в ней нравится. Она незнакома с жестокостью.

      – А какова была бы ее история?

      – Я что, похож на человека, который пишет историю жизни своей собаки?

      – Да.

      – Как здорово, что вы здесь. Правда!

      – Я тоже рада, что я здесь. Правда, причина, по которой я здесь оказалась, меня не радует.

      Я смеюсь, хотя и не собирался этого делать.

      – Прошу прощения, но это была история жизни Ральф.

      – Что ж, – отвечает она, – но я действительно рада, что оказалась здесь.

      – Мне не так часто приходится смеяться.

      – Спорим, я угадаю, чем вы зарабатываете на жизнь.

      – Я больше ничем не зарабатываю на жизнь.

      – Вы слишком молоды, чтобы быть пенсионером.

      – Очевидно, не слишком.

      – Ладно, дайте-ка подумать… Бейсболка, борода лопатой, горные ботинки. Вы – богатый, эксцентричный предприниматель. Что-то вроде «гуглмэна», который каждый день заявлялся на работу в кроссовках и джинсах и сорвал куш.

      – Увы – нет.

      – Ладно, тогда вы работаете в музыкальной индустрии. Точно-точно, вы говорили, что слушаете музыку! Были продюсером студии звукозаписи, что-то типа того.

      – Не-а.

      – Дрессировщик собак.

      – Мимо.

      – Писатель, пишущий в жанре ужасов, что-то вроде Стивена Кинга. Вы пишете жуткие истории с местом действия на Мартас-Винъярд, но под псевдонимом. Гарри Вайс – это ваш псевдоним. А как ваше настоящее имя?

      – Да ладно вам!

      – Но это же возможно.

      – Я был художником, – говорю я ей. – Но не слишком хорошим.

      – Должно быть, все-таки хорошим, если уже успели отойти от дел.

      – Если люди покупают то, чем ты торгуешь, это еще не значит, что твой товар хорош.

      – Вы писали маслом?

      – Я не смог бы писать маслом или рисовать даже ради спасения своей жизни. Я делал скульптуры из найденных предметов – из мусора, который люди выбрасывают или продают на гаражных распродажах. Старые письма, детские ботинки, призы из боулинга.

      – А разве может художник выйти на пенсию?

      – Конечно.

      – Разве это профессия, а не человеческая суть?

      – Я больше в это не верю.

      – Не верите – во что?

      – Когда-то я верил, что могу спасать вещи.

      – У вас здесь есть что-нибудь из ваших работ?

      – Я все роздал. Чем старше я становлюсь, тем больше раздаю. К слову, могу я вас чем-нибудь покормить? Вы, должно быть, проголодались.

      – Не думаю, что смогу жевать, – отвечает она. – Челюсть болит, да и вся голова тоже.

      – Я мог бы приготовить суп.

      – Спасибо, но я больше устала, чем проголодалась. Я выехала из Нью-Йорка сегодня ни свет ни заря.

      Ледяной дождь теперь еще сильнее лупит по стеклам. Я выглядываю в окно: телефонные провода обвисли еще ниже, гамак касается земли.

      – Как вы думаете, когда это