Избранная и беглец. Оливия Штерн

Уже перед посадкой Оллин заметил, что верхушки деревьев колышутся легкими волнами. Это означало, что там, снаружи, ветер. И отчего-то снова кольнуло застарелой болью. Там, где его держали, никогда не было ветра. Была только упругая теплая медуза с великолепным интеллектом. Аси. Видение, ком обугленного силикона с дрожащими проводками и тонкими пружинками, намертво впечаталось в сетчатку, и Оллин с тоской подумал о том, что вот – садится он на незнакомую, но хотя бы невраждебную планету, а сердце все равно ноет, и ноет противно, и руки вспоминают прикосновения к мягким ребристым щупальцам. Воспоминания въелись намертво, не вытравить их, не стряхнуть в дорожную пыль. И глазам горячо и больно, щиплет их противно, а из горла рвется тоскливый вой.

      «С ума сошел, – вяло ворочались мысли под стенками черепа, – ты наконец свободен. Чего теперь разнылся? Ассистента пожалел? Так ему даже больно не было».

      Но какая-то иррациональная часть сознания нашептывала, что – было. Потому что если Аси не мог ничего чувствовать, то не гладил бы по голове плачущего мальчугана, осторожно и трепетно обнимая щупальцем за плечи и прижимая щекой к холодному овальному экрану.

      Лес, холм надвинулись на панорамное окно почти мгновенно.

      Корабль выпустил посадочные упоры, и шум двигателей стал глохнуть.

      Полет окончился.

      Глава 2

      Добропорядочная жена

      …Добропорядочные жены не убегают от мужей в лес. Добропорядочные жены предпочитают терпеть побои и прятаться по пыльным углам, словно крысы. И ведь на самом деле неясно, что хуже – несколько свежих синяков и выбитые зубы или Про́клятые, что тенями бродят среди старых дубов.

      Сон с драконом оказался вещим, ничего хорошего… Айрис бежала. Поскальзывалась на влажной тропе, падала, кое-как поднималась и снова бежала. Хватая ртом раскалившийся вдруг воздух, прижимая к груди левую руку. А в ушах все еще звучал рев мужа: «Убью, тва-а-а-арь!»

      Она ведь честно терпела, ибо да убоится жена мужа, да подставит спину свою под плеть и длань мужнину. Терпела до рождения Микаэла, терпела после. Потом молоко пропало, пришлось искать кормилицу. Барон Ревельшон впечатлился размерами груди последней и… в общем, ее не бил. Всю злость оставлял дорогой жене. Сына, правда, не трогал – да и что тут трогать, только второй год пошел Мике, единственному наследнику. Почему-то получилось, что только Айрис и смогла родить чудовищу младенца.

      Айрис перешла на шаг, задыхаясь. Прислушалась. Погоня вроде бы отстала, лишь где-то вдалеке трепетали крики и лошадиное ржание, запутывались в густых ветвях, цеплялись за вспученные корни и таяли, таяли…

      Ничего. Она пересидит здесь до темноты, а потом вернется тихонечко… Если бы не Мика, то никогда бы, лучше волкам на съедение. Но – Микаэл, его маленькие пухлые ручки, пахнущие молоком, мягкие волосики, которые торчат смешным хохолком на макушке. Она постоянно вглядывалась в личико малыша с трепетом, каждый раз ожидая увидеть в нем черты