Лихорадка. Тесс Герритсен

друг друга, прикасалась губами к губам сестры и объявляла: «Теперь ты должна проснуться!»

      Однажды Мэри Роуз, притворившись спящей, неожиданно вскочила и, словно хихикающее чудовище, принялась нещадно щекотать Изабель; обе девочки скатились с кровати, слившись в счастливом хохоте и визге.

      Вот бы Мэри Роуз и сейчас ее пощекотала. Вот бы она снова была нормальной.

      Изабель приникла к уху сестры и прошептала:

      – Ты не собираешься просыпаться?

      Мэри Роуз натянула одеяло на голову.

      – Уйди, зараза.

      – Мамочка говорит, что пора в школу. Тебе надо вставать.

      – Уйди из моей комнаты!

      – Но уже пора…

      Мэри Роуз, рассвирепев, резко и зло отпихнула сестру.

      Изабель отползла к изножью кровати и улеглась там, замерев в тревожном молчании, потирая ушибленную голень и пытаясь осознать то, что произошло. Никогда еще Мэри Роуз не била ее. Она всегда просыпалась с улыбкой, дразнила ее Изабелькой-тефтелькой и заплетала ей косы, перед тем как уйти в школу.

      Она решила предпринять новую попытку. Девочка на четвереньках подползла к сестринской подушке, отогнула уголок одеяла и прошептала в ухо Мэри Роуз:

      – А я знаю, что мама с папой собираются подарить тебе на Рождество. Хочешь, скажу?

      Мэри Роуз тут же открыла глаза. И, повернувшись, в упор взглянула на Изабель.

      Съежившись от страха, Изабель соскочила с кровати и уставилась в лицо, которое почти не узнавала. Лицо, которое пугало ее.

      – Мэри Роуз! – прошептала она. И выбежала из комнаты.

      Внизу, на кухне, мама, помешивая овсянку на плите, слушала радио, которое заглушали пронзительные крики длиннохвостого попугая Рокки. Когда заплаканная Изабель вбежала на кухню, мама повернулась к ней и проговорила:

      – Уже семь часов. Твоя сестра собирается вставать?

      – Мамочка, – в отчаянии захныкала Изабель. – Это не Мэри Роуз!

      Ной Эллиот выполнил сальто на скейтборде – оттолкнувшись от обочины, взлетел в воздух, а затем аккуратно приземлился на асфальт. «Есть! Получилось!» От ветра полы его мешковатой одежды разлетались в стороны. Он проехал на скейтборде до учительской парковки, у обочины подпрыгнул на доске и, развернувшись в воздухе, пустился в обратный путь.

      Только в эти мгновения он был сам себе хозяином; рассекая на скейтборде, он сам определял свою судьбу, выбирал свой курс. Последнее время слишком многое решали за него другие – несмотря на возмущение и протесты, его увлекали в будущее, которого он не хотел. Но когда он мчался на доске и ветер бил ему в лицо, а земля уходила из-под ног, он принадлежал самому себе. Забывал о том, что вынужден прозябать в этом богом забытом городишке. Забывал – хотя бы на время этой захватывающей гонки, – что отца уже нет и прежней жизни больше никогда не будет.

      Ной чувствовал, как за ним наблюдают новенькие девчонки. Они сбились в небольшую группку за классами на колесах, их гладкие головки дружно склонялись друг к другу под звонкое хихиканье. Их лица