Желтоглазые крокодилы. Катрин Панколь

как она превращалась в Уму Турман или Ингрид Бергман – такую вот белокурую, высокую, плечистую красавицу с обаятельной улыбкой, белой кожей и кошачьими глазами.

      Назад Ширли прибежала вприпрыжку, звонко расцеловала Жозефину в обе щеки.

      – Дело в шляпе! Снимаемся с мели! Этот клиент, конечно, нервы мотает, но зато платит как следует! Сходим в кафе, съедим по мороженому??

      Обратно они ехали не спеша. Под уютное урчание мотора Жозефина лениво обдумывала доклад и вдруг подскочила, позабыв обо всем на свете: высокий мужчина пересек улицу перед их машиной.

      – Гляди! – воскликнула Жозефина, хватая Ширли за рукав. – Вон там, перед нами.

      Мужчина с довольно длинными каштановыми волосами неторопливо переходил дорогу, засунув руки в карманы английского пальто.

      – Не особенно нервный парень… ты его знаешь?

      – Это он и есть, тот парень из библиотеки! Ну этот… видишь, какой он красивый и какой… беспечный.

      – Беспечный – не то слово!

      – Какая походка! Он еще красивее, чем казался в библиотеке.

      Жозефина откинулась на сиденье, испугавшись, что он ее заметит. Потом, не выдержав, привстала и уткнулась носом в лобовое стекло. Молодой человек в английском пальто обернулся и бурно замахал руками, показывая на светофор: уже зажегся зеленый.

      – Ого! – воскликнула Ширли. – Нет, ты погляди!

      Молодая, стройная, прелестная блондинка бросилась к нему, обняла. Одну руку положила в карман пальто, другой погладила его по щеке. Мужчина прижал ее к себе и поцеловал.

      Жозефина опустила голову и тяжело вздохнула.

      – Все ясно…

      – Что ясно? – взревела Ширли. – Ясно, что он тебя не видел! Ясно, что он вполне может переменить мнение. Ясно, что тебе пора стать Одри Хепберн и охмурить его! Ясно, что надо поменьше лопать шоколада во время работы! Ясно, что ты должна похудеть! Ясно, что когда от тебя останутся одни глазищи и осиная талия, он упадет к твоим ногам! И тогда ты будешь совать руку ему в карман пальто! И тогда вы оба будете порхать от счастья! Именно так ты должна рассуждать, Жози, и только так.

      Жозефина слушала ее, не поднимая головы.

      – Видно, я не создана для бурных романов.

      – Только не говори мне, что ты уже сочинила себе целый роман!

      Жозефина уныло кивнула.

      – Боюсь, что да…

      Ширли нажала на газ, вцепилась в руль, машина резко рванула вперед, впечатав ярость хозяйки в горячий асфальт.

      Утром, как только Жозиана пришла на работу, позвонил ее брат и сказал, что умерла мать. Хотя от матери ей никогда в жизни ничего, кроме тычков, не доставалось, она заплакала. Оплакивала умершего десять лет назад отца, свое детство, полное невзгод и страданий, материнскую нежность, которой не знала, веселье, которое не с кем было разделить, и добрые слова, которых никто не говорил, всю эту мучительную пустоту внутри. Она ощутила себя круглой сиротой и поняла, что стала ею на самом деле, отчего заплакала еще пуще. Она словно наверстывала упущенное: в детстве ей плакать не разрешали.