Фортуна на стороне мертвеца. Стивен Спотсвуд

из пары ненужных досок, поставленных на козлы. На нем валялись бумаги. Еще были лампа и армейский телефон, который поставили сюда, чтобы Макклоски мог звонить, не бегая к таксофону. Остальное пространство занимали узкая койка и кипа грязных тряпок, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся одеждой.

      Моя спутница включила лампу. При свете захламленная каптерка не стала выглядеть лучше. Даже в обезьяньих клетках бывает чище.

      – Опишите мистера Макклоски, – попросила она, не сводя с меня серо-голубых, как зимнее небо, глаз.

      – Даже не знаю. Лет сорок. Выглядит обычно, клянусь.

      Взгляд, которым она на меня посмотрела, впоследствии я привыкла называть «разочарованная учительница».

      – Ничего обычного не существует, когда речь идет о людях. И не клянитесь, если не заставляют.

      Я начала сожалеть, что не пустила в ход свинцовую трубу.

      – Ладно, – осклабилась я. – Примерно на фут выше меня, значит, шесть футов, плюс-минус. Вес сотни две фунтов – по большей части жир, но и мышцы под ним есть. Похож на работягу, который любит прикладываться к бутылке. Судя по заплатам на штанах, у него всего две смены одежды, и все вместе и трех баксов не стоят. В общем, дешевка, но хочет, чтобы его считали тузом.

      – С чего вы так решили? – осведомилась она.

      – С того, сколько он мне платит. А кроме того, он не потратил и двадцати пяти центов на бритье, зато отдал пять баксов за липовые часы.

      – Липовые?

      – Поддельные, фальшивку.

      – Откуда вы знаете, что они поддельные?

      – Золотые ему точно не по карману.

      И тут что-то блеснуло в ее глазах. Такой взгляд был у Мистерио, когда он распиливал свою прекрасную помощницу надвое.

      – У вас есть его телефон на случай непредвиденных событий? – спросила она.

      – Конечно. Но он велел звонить, только если случится что-то совсем ужасное.

      – Кое-что ужасное и впрямь случилось, мисс…

      – Без «мисс». Просто Паркер. Уиллоджин Паркер. Но все зовут меня Уилл.

      – Позвоните Макклоски, Уилл. Скажите ему, что на площадку проник посторонний и не желает уходить. Скажите, что я спрашивала о золотых часах.

      Сказать ему такое было легко, так как все так и было. Когда я повесила трубку, женщина (а она так и не представилась, и не думайте, что меня не покоробили такие дурные манеры) спросила, как звучал его голос.

      Я ответила, что поначалу звучал как обычно – сонно и раздраженно. Но когда я упомянула часы, в голос вкрались панические нотки. Макклоски сказал, что сейчас же приедет, и велел не отпускать эту женщину.

      Она довольно кивнула и села на койку – с прямой спиной, положив трость на колени и сжимая ее руками в перчатках. Потом закрыла глаза. Выглядела она такой же умиротворенной, как моя двоюродная бабушка Айда в церкви. А еще она напоминала портреты обездоленных женщин из журнала «Лайф» – побитые жизнью лица в терпеливом ожидании приближающейся бури.

      Я подумывала спросить ее, в чем дело. Или хотя бы как ее зовут. В конце концов, имя-то у нее есть. Но решила, что не доставлю