Вещие сестрички. Терри Пратчетт

наблюдателен.

      – Я сразу догадался, как только увидел, что ты держишь голову под мышкой, – пояснил Веренс, донельзя довольный собой.

      – Может, тебя это раздражает? Только скажи. Мне совсем нетрудно поставить ее на место. Счастлив познакомиться, – поклонилось старое привидение. Протянув свободную руку, оно отрекомендовалось: – Кампот, король Ланкрский.

      – Веренс. Аналогично. – Король вгляделся в лицо своего дальнего предка. – Что-то не припомню твоего портрета в нашей Длинной галерее.

      – Ну, знаешь, портрет… – пренебрежительно отмахнулся Кампот. – Галерея появилась уже после меня.

      – Тогда сколько же лет ты здесь бродишь?

      Опустив руку, Кампот потер кончик собственного носа.

      – Тысячу или около того, – поведал он с горделивой ноткой. – Считая и человеческий срок, и привиденческий.

      – Тысячу лет?!

      – Этот замок возвели еще при мне. Я его потом долго перестраивал, перекрашивал, как вдруг однажды ночью мой племянник взял и отрезал мне спящему голову. Ты себе представить не можешь, как я тогда расстроился.

      – Но послушай, тысячу лет… – еле шевеля губами, выдохнул Веренс.

      Кампот ласково взял его под локоток.

      – Все не так скверно, как ты себе воображаешь, – доверительно поведал он, поддерживая ослабевшего Веренса во время неспешной прогулки по двору. – И во многих отношениях призрак чувствует себя счастливее человека.

      – В каких таких отношениях, черт подери? – рявкнул Веренс. – Мне нравилось быть человеком.

      Кампот тепло улыбнулся.

      – Ничего, скоро привыкнешь, – заверил он.

      – Да не хочу я привыкать, – огрызнулся Веренс.

      – Слушай, ты обладаешь очень сильным морфогенетическим полем, – сказал Кампот. – Уж поверь, я в таких вещах толк знаю. Да, бесспорно. Я бы даже сказал – исключительно сильным.

      – Что еще за поле?

      – Знаешь, я так и не научился правильно выражать мысли. Всегда предпочитал объясняться другими способами. Дело сводится к следующему – насколько ты был жив. В тот период, когда был жив. Кажется, это называется… – Кампот чуть помешкал, – «животная выживаемость». Да-да, именно так. Животная выживаемость. Чем щедрее ты был ею наделен, будучи еще человеком, тем в большей степени остаешься самим собой, если обращаешься в призрака. А мне сдается, у тебя при жизни был стопроцентный коэффициент.

      Слова эти, вопреки ожиданиям, Веренсу польстили.

      – Сколько помню, я всегда посвящал себя какому-то делу, – заметил он, когда они с собеседником, пройдя сквозь несколько стен, оказались в безлюдной Большой зале. Однако вид сдвинутых столов мигом запустил соответствующие процессы в организме покойного монарха.

      – А когда у нас намечается завтрак? – спросил он.

      Голова Кампота ошарашенно воззрилась на него:

      – Никогда. Привидения не завтракают…

      – Вот это да! Но я ведь голоден.

      – Вовсе нет. Это игра твоего воображения.

      В кухне тем временем громыхала посуда. Повара