Тротуар под солнцем. Филипп Делерм

за несколько дней. Плод зрелый, плод сушеный. Что остается от вещей, которые мы хотим сохранить? Можно ли распробовать в засушенном, поблекшем времени живую плоть? Останется ли в оболочке сладость? Какова же она, настоящая винная ягода?

* * *

      Как-то на развале попалась мне книжка в белой обложке. Название – «Врата тишины». Подзаголовок – «Духовное руководство». Автор – какой-то монах. Издательство Ad Solem, владелец Клод Мартиньи, Женева. Еще двое монахов дали свое «nihil obstat»,[2] а священник и аббат – «imprimatur».[3] На титуле посвящение: «Тебе, счастливая душа, которую Господь зовет в пустыню, дабы она Ему внимала без препон. Хочешь ли сгореть перед Его благодатным ликом, словно свеча чистейшего воска? Хочешь ли воссиять Его сиянием, как Херувимы и Серафимы, и самой стать Любовью и Светом? Так отрекись от мира, от людей и от себя».

      И далее, от страницы к странице, в названиях глав перечисляются необходимые отречения: «Заставь умолкнуть голос памяти», «Гони прочь заботы», «Избегай внутренних распрей». Последняя же страница сулит: «Мир снизойдет в твою душу, тишина объемлет ее. Нет ничего прекраснее одинокой и чистой души, предстоящей Божественному Оку! И только голос вечности звучит в ней».

      Теперь я знаю точно: я – полная противоположность счастливой душе, которую Господь зовет в пустыню. Я понимаю, что, следуя по пути, указанному во «Вратах тишины», можно достичь полнейшей безмятежности. Не заботиться более ни о себе, ни о других. И порой по ночам, в часы мучительной бессонницы, многие предписания этой книги кажутся мне такими привлекательными! Но я предпочту что угодно единому голосу вечности. Тревоги. Страсти. Воспоминания. Терзания. Все раздирающие меня противоречия – они, конечно, не позволят мне сгореть, как чистая свеча, но этот экстатический жар меня не так уж и прельщает. Я предпочитаю гореть тихим пламенем, которое трепещет от малейшего дуновения. Забывать, вспоминать, испытывать печаль, и радость, и угрызения совести. Подозревать, что счастье и возможно, и невозможно. Жить в этом ослепительном сомнении. Сторониться незыблемой мудрости. Быть человеком, а не серафимом. И гнаться не за счастьем, а за радостью.

      Эта влажность…

      Да-да, пожалуй, что-то от инжира, винной ягоды, есть в этой влажности. Чуть проступающая влага становится обильней. Отрадный, ощутимый секрет желания. Там, в сокровенной глубине. Откуда эта влага берется, наверно, лучше не задумываться. Что тут первично? Прикосновения ли, ласки вызывают ее или осознанное стремление женственности раскрыться?

      Слова бессильны. Как воспевать отверстое лоно? Смешно! Какие тут могут быть метафоры! На что это похоже: на цветок наперстянки, морской грот, ручей, просочившийся сквозь мох? Возможно, но только очень отдаленно. Скользкая мякоть персика под нежной кожицей – ближе. Но только с винной ягодой может сравниться эта потрясающая взаимосвязь влажного и тайного.

      Ведь здесь очень много значат немота, неопределенность на грани доверия и вожделения.

2

Ничто не препятствует (лат.) – рекомендательная отметка церковной цензуры, удостоверяющая, что в богословском сочинении нет ничего противоречащего католической доктрине.

3

Да печатается (лат.) – официальное заключение католических иерархов, разрешающее публиковать богословский труд.