Доказательства сути. Анна Наумова

Переделкино, вы увидите ее дачу и виноградник, она выращивает прекрасный виноград для нового вина победившего Царства.

      – Правда?!

      – Совершенная, – улыбнулся Борис Леонидович. – Я вас познакомлю, хотя, когда приходит новенькая, об этом мгновенно узнают все… дачники.

      – Кушайте пирог, – подлила всем чаю Нина Николаевна. – Торопиться некуда, Ника, вы со всеми сможете поговорить, всех увидеть, вечности хватит.

      – Я думала, – обняла чашку ладонями Ника, чай был приятно горячим, – Мне казалось, что рай выглядит совсем иначе. Там не пьют чай с пирогами, не гуляют среди дач и садов…

      – Скажем так, это не совсем рай, – развел руками Александр Степанович. – Это Горнее Переделкино. Вечный приют для пишущей братии.

      – То есть, как у Булгакова, вы…

      – Мы, Ника, мы.

      – Мы не заслужили света, а заслужили покой?!

      – Ну да. И поверьте, этого вполне достаточно.

      – И в Горнем Переделкино живут все-все почившие писатели? От Гомера с Софоклом до…

      – Что вы, нет, конечно. Приют у каждого писателя свой, согласно писаниям его. Льва Николаевича вы на здешних дорожках не встретите, как ни жаль. Владимир Владимирович, Алексей Максимович – в иных пределах. Всем дано по творчеству и вере. Антики, весьма вероятно, в Аркадии, в которую верили, также и с другими…

      – А Пушкин? Он-то здесь? Как-никак, солнце русской поэзии!

      – Нет, за него было особое ходатайство, его забрали на лоно Авраамово, вы понимаете, что я говорю, да?

      Ника кивнула. Сказала завороженно:

      – Неужели я, за свои однодневные коммерческие романчики, сподобилась такой высокой участи: пить чай с гениями, жить в вечной даче, гулять среди вечноцветущих яблоневых садов? Я ведь просто жалкая бумагомарательница!

      – Полно бичевать себя, Ника, – погладила ее по руке жена Грина. – Всё написанное и изданное оценивает Главный Редактор, вы понимаете, Кто. Ведь Он смотрит в суть и отмеривает не человеческой мерой. Благодарите Его и не морочьте себе голову. Я научу вас готовить яблочные оладьи, вот только освоитесь…

      – Хорошо. – Ника принялась рассматривать узор на скатерти, был он каким-то ускользающим, словно рисунок абстракциониста: приглядишься – и общий смысл теряется.

      Допив чай, гении отправились провожать Нику до ее дачи. Пока они шли, Грин показывал, кто в какой даче обитает. Ника увидела помолодевшую Ахматову, на пару с Николаем Степановичем пикировавшую капустную рассаду на грядках, Осипа Мандельштама в кресле-качалке с газетой (что это за газета, откуда на Небесах газеты, удивилась Ника). Потом навстречу ей выбежал из кустов боярышника великолепный пёс – рыжий пойнтер и сделал стойку.

      – Здесь есть собака? – ахнула Ника.

      – И не одна сотня, – подтвердил Грин. – В нашем Переделкине такое огромное количество всякого зверья, что мне думается, это их рай. Кстати, сей пёс принадлежит Тургеневу, они вместе ходят охотиться. Нет, это не то, что вы подумали, охота здесь сугубо созерцательная. Иван