Тень Эдгара По. Мэтью Перл

бросаемые пылающей книгой в моей руке, каковую руку уже начинало жечь пламя. Странно вот что: по мере того как лицо Питера искажалось ужасом, росло мое спокойствие. Кажется, никогда еще я не чувствовал себя таким сильным, таким уверенным в собственной правоте, как в тот неповторимый миг. Ибо я наконец понял, что нужно делать.

      В контору вошла Хэтти. Она воззрилась на меня и на горящую книгу, что я держал перед собой. Хэтти не удивилась и не испугалась – нет, ее охватила нехарактерная вспышка гнева.

      Миг – и коврик из холла оказался наброшен на мою руку. Хэтти колотила по коврику, пока огонь не потух. Питер тем временем пришел в себя настолько, чтобы испустить возмущенный вопль и затем долго и тщательно разглядывать коврик на предмет нанесенного огнем ущерба. Затем Питер что-то сказал Хэтти. Прибежали два клерка, уставились на меня, как на дикого зверя.

      – Убирайся, Квентин! Убирайся из конторы сей же час! – закричал Питер, дрожащей рукой указуя на дверь.

      – Питер, не выгоняйте его! – взмолилась Хэтти.

      – Отлично, Питер, будь по-твоему, – процедил я.

      И, не медля более, вышел за дверь. Вослед мне летели мольбы Хэтти вернуться.

      Я не вернулся. В ту минуту далекое казалось не просто близким, но единственно видимым взору, словно находилось в холле и коридорах нашей конторы. Я видел длинные бульвары, слышал разноголосый гул и звяканье посуды в многочисленных кафе, фривольные, пьянящие мотивчики кабаре и благотворительных базаров… Там, за океаном, в сверкающем пышном Париже, ждало меня раскрытие страшной тайны.

      Книга вторая

      Париж

      7

      Первая моя парижская встреча состоялась посредством похищения.

      У нас в Америке иностранец предоставлен сам себе, ему всюду демонстрируется леденящая душу вежливость, и никто (несомненно, лишь из скромности) не претендует на посредничество в его личных делах. Не то в Париже. Здесь иностранец беспрерывно ощущает в прямом смысле трогательное участие; все – и простые граждане, и представители властей – так и норовят направить его по верному пути. Если вы заблудитесь в Париже, любой местный житель с радостью ринется впереди вас и с впечатляющей скоростью пробежит полмили до нужного вам адреса, за что отнюдь не потребует благодарности. Пожалуй, похищение – это неминуемая кульминация агрессивной французской заботливости.

      Я прибыл в Париж приблизительно через полтора года после инцидента с горящей книгой. Удивляться я начал еще на железнодорожном вокзале, где зазывные выкрики комиссионеров совершенно дезориентировали приезжих относительно того, какая гостиница лучшая в городе. Если голоса комиссионеров еще можно было игнорировать, то отбиться от их вытянутых рук оказалось куда труднее.

      Я остановился возле человека, перечислявшего преимущества гостиницы «Корнель», названной в честь Пьера Корнеля, знаменитого французского драматурга. Упоминание об этой гостинице попалось мне в романе Бальзака (я прихватил несколько произведений