Записки понаехавшего. Михаил Бару

мог и тянул к товарищу руки в мольбе и с пивом, которое уже слилось с ним воедино, и потому никак не могло быть отделено. Они втроем – два мужика и пиво – долго возились, падали, вставали на колени, потом поднимались с них и снова падали… Наконец они приняли вертикальное положение. Амплитуда их колебаний стала затухать и затихла. Тот, что поднимал, заботливо отряхнул собутыльника от налипших окурков, пивных крышек и купона на скидку в какой-то кофейне, аккуратно расправил пальцами черные полоски на его черной футболке, критически осмотрел и произнес:

      – Вить, ты только не обижайся. Я тебе правду скажу. Ты это… не очень выглядишь. Какой-то ты, Витя, блядь, нечистый.

      Нечистый Витя не ответил товарищу ничего – только втянул с трагическим всхлипом в себя воздух и неопределенно пошевелил пустой бутылкой.

* * *

      Проходя по Новокузнецкой улице, наблюдал, как милиционер притиснул животом своим недетским продуктовую палатку к стене девятиэтажного дома так, что у ней внутри пакеты с чипсами стали лопаться. А на продавщице так и вовсе лица не было. Милиционер губищи в окошко просунул и говорит, говорит повелительное. Деньги сует. А она, бедная, и ответить ничего не может – так ее плющит. Только рот раскрывает, как пойманная рыба на песке. Если бы у милиционера на поясе рация вдруг не заговорила, и он не отодвинулся… Но палатка все равно на выброс. Ребра гнутые, чипсы в труху…

* * *

      Возле дома перекладывают бордюрные камни. Не знаю, почему. Может, потому, что неделю назад их красили, и теперь настала пора их выбросить.

      Пришли рабочие. Один с отбойным молотком, а остальные два… тоже пришли. Сидят, курят. Смотрят, как народ обходит того, который молотком асфальт ломает. Идет мимо них дама с очень строгим лицом. Проплывает даже. И вот она уже почти проплыла и показалась корма – огромная, как у круизного лайнера, состоящего из множества палуб, на которых и бассейн, и духовой оркестр, и бар с коктейлями, и загорелые блондинки в полосатых шезлонгах. И эта корма так туго обтянута белыми брюками, что…

      – Ты смотри, Леша, как она жопу-то насупила, – тихонько замечает один из рабочих другому. И выталкивает губами в сторону этой кормы колечко дыма.

* * *

      Одну букву в названии поменял – и нет ни кожаной тужурки, ни нагана, ни холодной головы с бородкой клинышком, а вместо нее чайный клуб под названием «Железный Феникс». Правда, он все же на Лубянке, в Большом Черкасском переулке. Тихо там, покойно. Как в музее, выдают войлочные тапки при входе. Вернее, в каморке, уставленной книжными полками. На полках макулатура всякая, а раньше была китайская поэзия, мадам Блаватская и прочий дзен-буддизм. Но как-то они не прижились. Прижился фэншуй, цигун, разная эзотерика и китайский чай самых разнообразных сортов. От белого до сине-зеленого. Названия у сортов самые экзотические – к примеру, «Два мудреца в китайском тазу» или «Персики моей подружки» и другие, в таком же роде. В самом чайном зале косматый ковер, низенькие столики и подушки. Скрещивай ноги – и сиди, пей чай хоть три часа. Только перед