Записки понаехавшего. Михаил Бару

перегораживать. А если не перегораживать, то она рано или поздно и до второй столицы доберётся. Сейчас-то ещё там, в колыбели трёх революций, все спят спокойно и на ус не наматывают. А как появятся на окраинах дикие дивизии московских дворников-таджиков и молдаван-строителей, как пойдут они в атаку с криками «шаурма» и «бордюр», как за случайно оброненное в разговоре «булка» или «поребрик» будут хватать всех без разбору, когда на каждом парадном будет прибита табличка «подъезд»… вот тогда «крайние» станут «последними», вот тогда опомнятся, да поздно будет.

      А пока… пока скорый поезд идёт и идёт на север, чуть притормаживая на тёмных полустанках, хлопают дверями тамбуров полночные курильщики, идёт по коридору молодой проводник в трусах до колена и форменной фуражке, спит на приставном сиденье какая-то тётка, обнимая ногами большую клетчатую сумку, и видит во сне.

* * *

      На станции «Алексеевская» подсел ко мне человек с желтым лицом. Какой-то друг степей калмык. Даже очень калмык, потому, что один глаз у него был просто узкий, а второй – уже не бывает. Видать, ударился он лицом обо что-то. И не один раз. Фингалище такой, что хоть по автомобильной трассе ночью спокойно иди. Будет считаться, что с зажженной фарой. Голова у моего попутчика была обмотана бинтом. Он ее, наверное, сам обматывал. Сначала шапку-петушок на голову нахлобучил, а потом вспомнил, что не худо бы и голову обмотать. Получилось… как получилось. Видно было, что человек давно не брился. И эти три волоска, что он не брил, наводили грустную думу, как та несжатая полоска из стихов великого русского поэта. И стал человек рыться у себя за пазухой. То папиросы достанет, то зажигалку, а то искусанный до полусмерти чебурек. Но не стал ни есть, ни курить, а все обратно спрятал. Наконец достал он засаленную и затрепанную книжку. И раскрыл ее. А на первой странице той самой книжки было написано «В каждой нации есть свои евреи». И стал человек внимательно ее читать, водя заскорузлым пальцем по строчкам.

* * *

      Сегодня на работе за чаем беседовали о выборах. Ну не то чтобы беседовали, а так… матом ругались.

      Я задумался о своем и оговорился по Фрейду. Спросил: «Интересно, кого же у нас выберут на третий срок?»

* * *

      Над проспектом Мира висит растяжка «Сезон кавказской кухни в ресторане Штирлиц».

* * *

      Стою в центре зала на «Третьяковской». Жду. Усы и бороду, по которым меня узнают друзья и знакомые, вытаращил вперед. Рядом со мной стоит девушка лет двадцати. Воздушная и прекрасная, как зефир «Шармэль». Тоже кого-то ждёт. И подходит к ней молодой человек с огромным баулом на колёсиках. Сам он (не баул, а молодой человек) высокий, тонкий и хрупкий, как палочка твикса. И, смущаясь и робея, спрашивает девушку: «Извините, скажите, пожалуйста, – вас случайно не Лена зовут?» Совершенно случайно оказалось, что Лена. Молодой человек подкатывает свою сумку к девушке и тут же, не говоря худого слова, начинает так её лихорадочно целовать (не сумку, а девушку), а она с такой страстью начинает ему отвечать, что я до сих пор вспомнить не могу – кого же я ждал-то?