Комендантский час. Андрей Владимирович Костельцев

твой дядя, Вячеслав Андреевич. Пишет не просто так, а по делу, причем архиважному. Не далее как полтора месяца назад мой друг и соратник Андрей Городецкий был отправлен в сибирскую командировку, в острог Строгульцевский. Оттуда, по нашей договоренности, он каждые две недели должен был отправлять мне письма с отчётом о делах государственных и рассказом о делах личных.

      Однако что-то пошло не так. Прежде всего, первое письмо явно было не в его духе написано. О делах личных не шло и речи. Будто чужой человек пишет. Я заподозрил нечто неладное и напрямую спросил друга, почему он пишет в столь странной манере. Но в ответ лишь молчание. Прошло уже достаточно времени, но нового письма всё нет.

      Щекотливость ситуации заключается в том, что еще здесь, в столице, Городецкий серьезно заболел, в связи с чем у него пришли в разлад интеллектуальные способности, а именно, память. Порой он совершенно не мог вспомнить элементарных вещей из недавнего прошлого, однако, все, что происходило, скажем, неделю назад, он помнил неплохо. В связи с этим он носил с собой огромную книгу, которую я подарил ему лично. Книга эта обита красной кожей. Туда он всё и записывал.

      Я приказываю тебе добраться до острога и найти там Андрея. Узнать, все ли в порядке у моего старого друга и в норме ли его душевное здоровье. Прошу отнестись к этому не просто как к приказу, а как к просьбе любимого дяди. Прочие подробности узнаешь от моего подчинённого.

      Горячо жду известий.

      Берестов Вячеслав Андреевич».

      Артём отложил в сторону письмо и недовольно взглянул на Бориса.

      – Ты знаешь, о чем говорится в письме?

      – Так точно, господин Берестов.

      – Тогда объясни мне, почему я должен прерывать своё возвращение домой, чтобы…

      – Я думаю, в письме всё итак было объяснено, – перебил чиновника Хорохорцев.

      – Дядя считает, что я должен работать нянькой у его друзей?

      Толстяк недовольно посмотрел на цыганку, а та, в свою очередь, хитро взглянула на него.

      – Вам, я думаю, уже пора, – сказал Борис.

      – Я так не думаю, – сказала Лэйла и ловко перекинула дымящуюся трубку из одного уголка губ в другой.

      Хорохорцев наклонился над цыганкой, поставив руки на стол.

      – Слышь, отребье, у тебя есть секунда, чтоб убраться, а иначе я тебя отсюда выволоку и пристрелю как собаку.

      Гадалка, услышав это, побледнела, однако, за неё вступился Артём: « Может, сначала важные дела решим? Оставь ты её в покое».

      – Я уйду, как только получу свой рубль за гадание, – дрожащим голосом произнесла Лэйла.

      Берестов тут же сунул руку во внутренний карман за кошельком, но Хорохорцев не унимался.

      – Рубль? Тебе? За что? За ту вздорную брехню, что ты навешала?

      Казалось, что сейчас толстяк ударит самонадеянную женщину, но его вдруг заставил присмиреть Артём. Он вручил гадалке купюру и она, стремглав, бросилась прочь.

      – Зря это вы, пуля явно была дешевле, – сказал Хорохорцев и, улыбнувшись, уселся напротив чиновника.

      – Так почему я должен сыграть в сию игру и выполнить дядюшкину прихоть?

      – Острог этот пользуется дурной