Смерть никто не считает. Александр Анатольевич Лепещенко

я помню… Вчера, вы докладывали, что обнаружили у него тревожные симптомы…

      Радонов поудобнее уселся в кресле, вытянул длинные ноги.

      – Всё так… Слабость, тошнота, повышенная температура и боли в правой подвздошной области. Это не что иное, как острый аппендицит, – подытожил Радонов.

      – Вадим Сергеич, что вы намерены предпринять?

      – Консервативная тактика успеха не имела. Покой, голод и антибиотики не помогли. Температура поднялась ещё выше. А значит, нужно срочно оперировать.

      – Всё-таки операция… – сказал Савельев, помрачнев. – Как некстати…

      – Командир, будьте покойны… В клинике кафедры военно-морской хирургии я оперировал больных раком… Сейчас же требуется всего лишь вырезать воспалённый аппендикс.

      – Хорошо, Вадим Сергеич, как будете готовы, приступайте! Да, и вот ещё что…Свет в амбулатории не погаснет ни при каких обстоятельствах… Никакое оборудование не выключится… Всё будет крутиться и вертеться, – скрепил Савельев и потянулся к тумблеру громкой связи.

      …Не раз и не пять командир взвесил доводы за и против возвращения в Гаджиево. Выходило, что «К-799» ну никак не сподобится пришвартоваться к родному пирсу раньше чем следующим утром, и самое верное – это оказать всю необходимую помощь матросу Братченко здесь, в море. Сейчас, не медля… В своём, как всегда, прямом и развёрнутом в плечах докторе Андрей Николаевич нисколько не сомневался: он то уж точно «всех излечит, исцелит». Впрочем, вселял уверенность и очень обязательный старшина электротехнической команды Широкорад: коли отрезал Александр Иванович, что лампочки в операционной посветят, значит, так и будет. Что ещё? Цельный и твёрдый, что называется, утёсистый, старпом Пороховщиков взял сторону командира. Базель же, Базель, имевший свойство почти не иметь свойств,– не в счёт. «Ну тиснет замполит по обыкновению наверх рапорток, да и чёрт с ним… Не родился ещё богатырь такой, чтобы меня обыграть», – решил Савельев.

      Вскоре командира вызвали на ГКП, Широкорад стал фокусничать с электричеством, а Радонов взялся, наконец, за скальпель.

      Когда операция уже благополучно завершилась, Вадим Сергеевич Радонов бодро пропел:

      Фридрих Великий,

      подводная лодка,

      пуля дум-дум,

      цеппелин…

      Унтер-ден-Линден,

      пружинной походкой

      полк

      оставляет

      Берлин…

      – Ну что, товарищ капитан? – прокряхтел, оглядывая свой живот с белой марлевой повязкой, матрос Братченко.

      – Что, что… Я же говорил: лучше сдайся мне живьём…

      – Так я и сдался.

      – Значит, жить будешь… Ясно?

      – Ясно.

      – Денис, ведь сдрейфил, а? Тётка твоя подкурятина…

      – Да как же не сдрейфить-то… Один только вид вашего хирургического инструмента…

      – Инструмента?.. А скажи: ты песню Высоцкого слыхал? Ну в ней ещё такие слова… Пока вы здесь в ванночке с кафелем… э-э, моетесь, нежитесь, греетесь… В холоде сам себе скальпелем он вырезает аппендикс…

      – Про