Смерть никто не считает. Александр Анатольевич Лепещенко

на курсе сближения, товарищ командир.

      – Так, боцман, замри!

      – Понял!

      – ГКП.

      – Докладывайте, Юрий Василич!

      – Тральщики быстро уходят, контакт теряем, – начал доклад старшина команды гидроакустиков Кормилицин. – Дистанция – сорок кабельтовых. Всё, контакт потерян.

      – Слушать сектор слева сорок пять, и справа сорок пять…

      – Есть, товарищ командир!

      Савельев оправил аспидно-голубую «эрбэшку» и подмигнул замполиту со старшим помощником:

      – Товарищи офицеры, дела, как говорится, много – только поспевать… Лев Львович, обойдите отсеки, напомните личному составу об особой бдительности несения вахт…

      – Сделаю, Андрей Николаич! – приосанился Базель.

      – Илья Петрович, а вы объявляйте учебную тревогу в четвёртом отсеке и далее по плану.

      – Есть!.. Принято, товарищ командир… – Пороховщиков потянулся к документации.

      Пока маленькая, сгорбленная фигурка замполита выскальзывала с ГКП, а Пороховщиков вносил запись в журнал, Андрей Николаевич ещё раз оглядел подчинённых: боцмана Ездова с рулевым-сигнальщиком Аксютой, командира БЧ-5 – механика Метальникова, командира дивизиона живучести Ромашкова и инженера дивизиона живучести Добрушина, начальника секретного делопроизводства – «секретчика» Замкова, помощника командира Покорского, штурмана Первоиванушкина, командира БЧ-2 Мороза, а также отвечающих за радиотехнику – начальника РТС Палехина и инженера вычислительной группы Нагайцева.

      Но вот старпом отложил документацию и, включив громкую связь, прохрипел:

      – Учебная тревога! Взрыв в ракетной шахте номер два.

      И тотчас заработал корабельный ревун.

      В соседнем с ГКП четвертом отсеке все сорвались с мест. Стало жарко. Приказы командира группы старта ракетной боевой части Леонида Ильича Воркуля метались, как искры в печке:

      – Загерметизировать четвёртый отсек, открыть пост замера газа… Приготовить броневые заглушки…

      – Задраен люк ракетной шахты, – едва не срывался на крик разбитной матрос Игнатов.

      – Есть, двадцатый.

      – Приготовлены броневые заглушки, – чётко выговаривал слова вечно невозмутимый матрос Братченко.

      – Есть, сто десятый…

      После того как Пороховщиков принял доклад Воркуля и отметил хорошую выучку ракетчиков, снова наступил черёд ревуна. Была объявлена учебная тревога во втором отсеке, куда якобы «поступил воздух высокого давления», и в десятом, где «образовалась течь». Когда старпом закончил песочить не уложившуюся в норматив вахту десятого отсека, на ГКП вернулся Базель. Маленькие губки его были по обыкновению поджаты, рыжие волосики – опроборены.

      – Товарищ командир, ваше приказание выполнено… Все отсеки мною самолично обойдены.

      – Спасибо, Лев Львович!

      – А это, значит, рапортик.

      – А что там?

      – Прочитайте, Андрей Николаич… Я всё подробно изложил.

      Савельев пробежал глазами по бисерным замполитовским строчкам и нахмурился.

      – Товарищ