Правила челолова. Мария Фомальгаут

пятого пути виднеется что-то хорошее, город какой-то светлый, пронизанный сиянием. Наконец, кот перебегает пятую дорогу, перескакивает резвыми прыжками, гневно шипит.

      Люди замирают.

      Люди хотят туда, где город, где свет, люди хотят захватить дивный город, связать, пленить, положить в поклажу, – люди не хотят на третий путь, уводящий в ледяной туман осени.

      Падишах неуверенно смотрит в сторону сияющего города.

      Кот фыркает, кот шипит, кот сверкает огромными желтыми глазищами, и нельзя идти в сияющий город, кот же дорогу перешел, кот-то свое дело знает…

      Сердится падишах.

      Гневается падишах.

      И люди гневаются, не дали караванам-городам пойти, захватить дивный город…

      Взмахивает падишах острой саблей, вздрагивает кот – легкий, стремительный, быстрый, но сабля быстрее…

      …Рука визиря перехватывает руку падишаха, визирь говорит – быстро, торопливо, что есть такие вот города, которые в темноте светятся, вот люди туда идут, а потом кровью харкают, и на землю ложатся, и умирают, и все.

      Вот так бывает там, где города светятся.

      Падишах опускает меч, последний раз смотрит в туманную даль.

      Пыль-караван-пыль-караван-пыль-караван-пыль-караван.

      Конское ржание.

      Окрики погонщиков, подгоняющих неведомо кого, отсюда, в пыли и суете даже не видно, кого именно.

      Мешки с поклажей.

      Покачиваются на спинах верблюдов замки, дворцы, целые города, покачиваются колокола на колокольнях, тихонько позвякивают.

      Жмурится черный кот на подушке падишаха, смотрит на бескрайние горизонты.

      Смотрит на еще один спасенный город.

      Спать… Спать… Спать…

      Спать.

      Спать.

      Спать.

      Легко сказать – спать, после такого, после всего, что привиделось, навалилось непонятно откуда со всех сторон, заставило с криком подскочить на постели. Какие-то не то не люди, не то нелюди, какие-то темные тени, сейчас уже и не вспомню толком, и хорошо, что не вспомню. Какой-то жуткий мир, доживающий свои последние дни, какие-то руины не пойми чего, какой-то тусклый свет, больше похожий на тьму. Были вокруг, и в то же время внутри меня, царапали мое сознание, обжигали разум…

      Спать.

      Спать.

      Спать.

      Легко сказать – спать, когда опять полнолуние, и я уже точно знаю, что опять придут они, как приходят каждую ночь, когда полная луна поднимается над темными крышами, снова навалится неясное наваждение, не поймешь, где сон, где явь, то ли я лежу в своей уютной спальне, то ли среди руин в умирающем мире, и меня окружают неведомые твари. …нет, это не сны, в том-то и дело, что это не сны, если бы у меня была хоть какая-то надежда, что все это окажется не более чем кошмарным сном – я бы не беспокоился сам, я бы жил, как жил, вешал бы над кроватью оберег от дурных снов. Но это не сны, нет, не сны, чем дальше, тем сильнее чувствую, что это нечто большее…

      Спать.

      Спать.

      Спать.

      Легко сказать – спать, когда наступает ночь, которую лучше провести, ни на секунду не сомкнув глаз, ночь, которая, однако,